Он не был жильцом этого дома, но кивнул охраннику на первом этаже с видом частого гостя. Тот подобострастно поднялся со своего стула и, приветствуя вошедшего, приложил руку к козырьку воображаемой фуражки. Пока за «бильярдным шаром» не закрылись двери лифта, сделанные из матово-серого металла, охранник так и стоял, вытянувшись во фрунт.
Кабина поднялась на пятый этаж. На небольшой лестничной площадке здесь была всего одна дверь – простая, обитая дерматином, с желтым латунным номером «18». Человек подошел к ней и нажал кнопку самого обыкновенного звонка образца доперестроечной эры.
Некоторое время за дверью было тихо. Потом донеслось:
«Сейчас иду, подожди…». Послышались шаги, и по другую ее сторону к глазку приник хозяин.
– Я это, Николай Дмитриевич, – усмехнулся «бильярдный шар».
Сначала звякнула цепочка, а потом щелкнул замок. Улыбка снова появилась на лице гостя, когда он увидел на пороге крепкого еще старичка в полосатом банном халате.
– Извини, профессиональная подозрительность, – с ответной улыбкой произнес хозяин квартиры вместо приветствия. – Ты проходи, Саша, – он посторонился, чтобы пропустить пришельца. – В гостиную иди, налей там себе чего-нибудь. Я сейчас.
Саша, он же Александр Матвеевич Кротов, советник президента России, практически неизвестный ушлой журналистской братии в силу некоторых особенностей своей работы, переступил порог и принялся снимать плащ. Старик снова ушел в ванную комнату, оставив его одного в просторной прихожей, интерьер которой никак не вязался с дешевым дерматином двери.
Стены и потолок были покрыты бежевой краской, а в подсвеченных нишах стояли крошечные нэцкэ – давнее увлечение хозяина, Николая Дмитриевича Горелко, в прошлом – директора ГРУ, а нынче – почетного пенсионера-силовика.
Знающие люди, однако, утверждали, что, даже находясь на почетном отдыхе, старик до сих пор умудряется весьма серьезно влиять на дела и делишки Конторы.
Сняв плащ, Кротов повесил его на зуб металлической вешалки, прикрепленной к стене, а ботинки поставил на сделанную из никелированной металлической проволоки витую подставку. Ступая по мягкому светлому ковру с ворсом толщиной в несколько сантиметров, он прошел в гостиную, обставленную в том же духе: кожаные диван и кресла прямоугольной формы с металлическими ножками, галогеновые светильники, стеклянный бар на вращающейся подставке и экран домашнего кинотеатра на полстены. В углу, рядом с диваном, стоял голландский торшер с регулируемой высотой лампы, по краю матового абажура которой бежала цепочка китайских иероглифов. По обе стороны от плоского экрана, висевшего на стене, возвышались ажурные вазы, кованные из чугуна, а в них – сухие камышовые листья. Дополнял картину небольшой столик из стекла и металла, на котором имелась пепельница из цельного куска горного хрусталя и коробка сигар.
Кротову было известно, что интерьер своей квартиры бывший «грушник» разрабатывал самостоятельно, не обращаясь за помощью к дизайнерской братии, хотя со своими возможностями мог выбрать самых лучших. Тем более удивительным казался результат. Первый раз войдя в эту квартиру, Александр ожидал, что окажется в обществе старых вещей под стать самому дому, поэтому некоторое время не мог прийти в себя и попросту разглядывал окружающую обстановку, позабыв даже о присутствии хозяина.
Сейчас все это по-прежнему казалось ему красивым и стильным, но изумления уже не вызывало. Его визиты к Горелко стали довольно-таки частыми, и советник попросту привык к изысканному интерьеру. Сам старик шутил: «Не хватит пенсии – пойду подрабатывать дизайнером». Кротов вежливо улыбался его словам, прекрасно зная о счете в одном из швейцарских банков, где бывшему шефу ГРУ удалось скопить внушительную сумму, помогавшую с оптимизмом смотреть даже в далекое будущее.
Подойдя к бару, советник достал бутылку виски, скотч и стаканы. Смешал напитки в своей излюбленной пропорции один к трем, добавил лед из мини-холодильника и встал у широкого, почти что во всю стену, окна, из которого открывался вида на запруженное автомобилями кольцо. Глотнув янтарную жидкость, Кротов вытащил из кармана брюк пачку Davidoff, вытряхнул сигарету и прикурил от крошечной зажигалки, встроенной в эксклюзивный «паркер». Тут же сам по себе включился скрытый в нише под потолком кондиционер-ионизатор. В воздухе немедленно запахло перечной мятой – Ты садись, Саша, в ногах правды нет, – услышал он за спиной и обернулся.
Горелко, несмотря на свои шестьдесят пять, выглядел бодро и жизнерадостно. Этакий живчик-пенсионер, о котором никогда не скажешь, что за плечами у него – почти двадцать лет оперативной работы, а половина правого легкого удалена после ранения в грудную клетку пулей со смещенным центром тяжести. Кротов знал, что в одной из комнат этой квартиры у хозяина имеется спортзал, где он ежедневно накручивает пять-десять километров на велотренажере.
Сейчас на старике была белоснежная футболка с маленьким шведским флажком и легкие светлые брюки. На ногах – плюшевые тапочки. Всем своим видом он производил впечатление не советского пенсионера, а вышедшего в отставку чиновника американского госдепартамента.
Николай Дмитриевич взял сигару из коробки на столике, обрезал кончик специальной машинкой и прикурил. Он налил себе виски, не разбавляя, и опустился на диван со стаканом в руке.
Кротов сделал еще один глоток, стряхнул пепел в хрустальный грот и расположился в кресле по левую сторону.
– Как поживаете? – вежливо поинтересовался он у хозяина. – Как здоровье?
– Не жалуюсь, – Горелко затянулся и выдохнул синий дым. – В любом случае, получше, чем у Деда.
При упоминании клички самого известного пенсионера Конторы, давно и безуспешно лечившего рак в клинике для миллионеров на Крите, советник сдержанно усмехнулся.
Все-таки не угас еще огонек соперничества между двумя этими «зубрами», до сих пор державшими в своих пальцах нити, дергая за которые можно было приводить к власти новых президентов.
– А как ты отдохнул в этом Катманду? – в свою очередь полюбопытствовал старик. – Целых две недели, почитай, не было видно.
– В Камбодже, – с едва заметной улыбкой поправил его Кротов. – И не отдыхал, а работал. В поте лица, между прочим. Там как-никак почти сорок в тени было, джунгли… Даже местное население женского пола в силу климатических условий сделалось вялое, будто угри на стекловолокне.
И он махнул рукой, предлагая оставить эту тему.
– Сын Эрдмана недавно слетал навестить отца, – как бы между делом произнес Кротов. – Старший. Слыхали небось?
Старик сверкнул в его сторону не по возрасту живыми глазами.
– Запомни, Саша, – беззлобно проговорил он, рассматривая виски в своем стакане. – Ты мне новостей сообщить не можешь. Это – профессиональное. Я всегда в курсе всего, что происходит в этой стране, и буду на шаг впереди тебя при любом раскладе.
Кротов сощурился, словно от яркого солнца, хотя жалюзи на окне были прикрыты. Он кивнул, отпил немного алкоголя и затянулся. Потом очень хладнокровно спросил: