Возьми своего Яцека с его такси, теперь тебе денежек хватит.
Упоминание о Яцеке пригодилось Бежану, сразу вспомнил, зачем они с Робертом явились сюда.
Старший комиссар подождал, пока младший коллега не покончит со своим чаем, поднялся с места.
— Ну, не буду больше отнимать времени у хозяек, нам пора. Однако, у меня есть парочка вопросов к пану, — обратился он к Мартинеку. — Будьте добры, пожалуйте с нами в комендатуру.
— О, вы его арестовываете? — обрадовалась Сильвия.
— Да нет, с чего пани взяла? Просто несколько вопросов...
— Пожалуйста, верните его завтра, он таки не докончил закреплять мойку, приходится мыть руки над ванной, — решительно потребовала Фелиция. — Ему там надо приделать кронштейн, угломер я уже купила.
— Да отдам я его еще сегодня!
Роберт Гурский сделал начальству какой-то непонятный знак и обратился к присутствующим торжественным тоном:
— И еще у нас просьба: сегодня панна Дорота ни в коем случае не должна выходить из дому! Она нам нужна.., у нас к ней важные вопросы, можем позвонить в любую минуту. Учтите, просьба категорическая!
Хотя категорическая просьба полиции являлась для Бежана полной неожиданностью, он важным кивком подтвердил всю ее категоричность.
— Домашний арест! — обрадовалась Меланья. — Ну принцесса, добилась!
— А все из-за твоего глупого языка и безответственной болтовни! — добавила Фелиция. — Нечего впадать в истерику!
— Вот уж никогда не думала, что от полиции может быть такая польза, — пробормотала под нос Доротка, с удовольствием откусывая непропеченный кекс...
Бежан, видимо, интуитивно понял, с кем имеет дело, и допрос Мартинека провел в правильном ключе.
— Главное для нас — установить точную хронологию, — начал он, сев за стол и усадив Мартинека напротив. — Очень надеюсь на вашу помощь в этом отношении. Когда вы первый раз услышали о Ванде Паркер?
Мартинек ни секунды не промедлил с ответом.
— Когда потребовалось прибивать полку в чулане. Так меня подгоняли, так торопили! Оказывается, гостья приезжает.
— Вы об этом с кем-нибудь говорили?
— Еще сколько! С пани Фелицией.
— Нет, за исключением женщин, проживающих в доме пани Фелиции.
Мартинек честно задумался. По лицу было видно — честно.
— Говорил! Такой вымотанный в тот день вернулся домой, что дома всем рассказал, ну да они меня не слушали. Одна сестра слушала. Ее даже это заинтересовало, не полка, конечно, а пани Ванда. Она еще сказала — тянет людей на родину, когда состарятся. Вот и она знала одного такого, что у нас всю жизнь прожил, а под старость вернулся к себе в Афганистан, чтобы помереть...
— Вы рассказывали дома, что пани Ванда богата?
— Ясное дело, рассказал! И что богатому квартиру купить — раз плюнуть, она как раз собиралась купить, пани Фелиция говорила. И что из родных у нее никого тут не осталось, вот и разыскала свою крестную внучку, чтобы было к кому приехать.
И что завещание тут составит, отпишет все внучке и Богу душу отдаст.
— И о чем еще вы рассказывали дома?
— Больше ни о чем, потому что сестра отправилась к себе домой, а остальные спать.
— Прекрасно, это в первый день. А в последующие кому и что вы говорили?
Мартинек опять задумался, на сей раз долго вспоминал.
— А в последующие дни только о ней и говорили, но больше про мойку. Я еще про кронштейн вспомнил...
— Если можно, о пани Ванде.
— О пани Ванде всю дорогу говорили. Никто не знал, когда она точно прибывает, потому что ее письмо затерялось. Ну и предположили — летит вокруг света.
— Об этом вы тоже рассказали сестре? Или еще кому?
— Нет, никому. То есть, да, сестре. В те дни мать приболела, так что сестра у нас каждый день бывала, а так она редко приходит. Сестре было интересно про пани Ванду слушать, ну я и рассказывал.
— И больше никому, только сестре?
— А кому же еще? У меня и времени не было.
Уж наработался я в ту неделю — сил нет! И на лекции ходил, и потом допоздна при мойке вкалывал, а еще приходилось по магазинам угломер искать. Жуткое дело.
— А на лекциях никому не проболтались?.
— Да нет, как-то к слову не приходилось...
Похоже, Мартинек очень жалел, что никому больше не рассказал о приезде пани Ванды, вон как это, оказывается, нужно пану полицейскому, кайся теперь. Знай он раньше, уж бы постарался, всему городу разболтал. Бежан не знал, что и думать. Неужели этот великовозрастный придурок и в самом деле не понимает, почему ему задают такие вопросы, неужели в этой пустой голове не рождается никаких ассоциаций? Трудно поверить в такое счастье.
— Да вы не переживайте, — великодушно успокоил он парня, — нет так нет. Расскажите, что было потом.
— А потом пани Ванда приехала, аккурат я прибирался в чулане. Вы не представляете, пан полицейский, сколько наработался! Уж там набралось барахла — девать некуда, все выносил и выносил, а тут еще пани Фелиция мне ногу отдавила, я с мусором выхожу, а панна Дорота как раз привезла американскую старушку. На Яцеке привезла. А потом я о ней с Яцеком говорил, он меня на пиво пригласил, почему не пойти, если приглашают, ведь верно ? За пивом я ему, Яцеку значит, много чего порассказал, как там у нас; все обстоит и так далее.
Яцек почему-то комиссара не заинтересовал.
— Ас сестрой или с кем еще вы говорили об американке после ее приезда? С какими другими особами?
— В этот день другие особы отпали, потому как я сразу пошел к сестре, ведь мать приболела, я пану уже говорил, и почти не готовила еды, так что домой незачем было возвращаться. А сестре я рассказал, что вот, приехала американка... Ага, тут еще к ней, к сестре значит, соседка зашла, подруга ее, живут в одном доме, дверь в дверь, так она тоже слушала и смеялась. И еще они с сестрой говорили — хорошо иметь в родне миллионершу, обязательно оставит свои денежки. Причем немного даже с сестрой поспорили. Сестра была за Доротку, а соседка говорила — все Фелиции оставит, как старшей, я еще порадовался, мне бы это было на руку. А оказалось — сестра угадала. Панне Дороте почти все завещано.
Старший комиссар пришел в чрезвычайное волнение, хотя постарался этого не показать. Стоп, одергивал себя, никаких скоропалительных выводов, н если этот недоумок говорит правду...
— Очень хорошо. Продолжайте, проше пана. И в хронологическом порядке. Что было потом?
Многозначительно наморщив лоб, Мартинек опять задумался, вспоминая.