Пани Ленская раздраженно заметила:
— Очень его волнует судьба людишек! Да пусть хоть полгорода отравится, он и глазом не моргнет. Я уверена — это дело рук негодяя Армана. Как и в том, что никто ничего не докажет, наверняка он все предусмотрел.
— А Роман, он ведь весь день за ним следил? — высказал надежду Гастон. Роман сокрушенно вздохнул.
— В том-то и дело, что не следил, а пытался. И очень часто терял его из виду. А на то, чтобы пробраться в пустой дом и впрыснуть в паштет яд, потребовалось бы не больше получаса. Нет, у меня тоже нет никаких доказательств.
И тут мы услышали, как скромно слушавшая наши рассуждения Флорентина вдруг издала странный звук, словно хрюкнула. Чуткое ухо пани Ленской уловило его, и старушка немедленно отреагировала:
— Ну-ка, Флорентина, немедленно выкладывайте, что там у вас!
Флорентина хрюкнула вторично, и я поняла — это она так пытается сдержать рвущиеся наружу рыдания. Видимо, пани Ленская лучше ее знала.
— Боюсь, — это моя вина! — уже открыто заплакала экономка. — И как я сразу не догадалась? Только теперь, когда вы так обо всем рассуждаете, до меня дошло наконец. Мадам графиня, простите глупую бабу!
Я раскрыла рот, чтобы успокоить женщину и заверить ее, что вовсе не сержусь, как меня перебила тетушка. И правильно сделала, она действительно знала, как поступать с экономкой, и сурово потребовала:
— Флорентина, перестаньте заикаться и разводить сырость, ближе к делу! И подробнее! Тем самым и вину свою уменьшите.
Флорентина, вздрогнув, высморкалась, взяла себя в руки и довольно связно рассказала:
— Уже с неделю будет, точно не скажу, только как я покупки у Оноре делала, появился в его лавчонке месье Арман. И поинтересовался, а что я покупаю? Оноре как раз мне две упаковки паштета подавал, я всегда беру две упаковки, зная аппетит пани графини, так он, Арман, значит, спросил... толком и не вспомню, шуточку какую-то отпустил, а я возразила — не для себя, а для мадам графини, потому как мадам этот паштет просто обожает, а я вот жирного не выношу. Он еще принялся расспрашивать, а что еще мадам графиня любит, ну я ему обо всем без утайки и поведала, знаю, как он к мадам неравнодушен, обычное дело поинтересоваться, что любимая женщина предпочитает, может, захочет угостить, чтобы подольститься...
Ну, все! Последние сомнения отпали. Он, Арман Гийом!
И снова старая дама проявила суровость, на этот раз по отношению ко мне, заявив тоном, не терпящим возражений:
— Немедленно садись и пиши завещание! В нем — залог твоей безопасности. Да кому угодно завещай, все состояние сразу и пусть месье Дэсплен оформит по всем правилам! О, вот идея! Отпиши все церкви! Самое верное дело. Костел — фирма серьезная, мощная, у него никому не удастся хоть что-то вырвать из горла, а мне еще не доводилось слышать, чтобы какой-нибудь ксендз прикончил завещателя. Они всегда терпеливо ждут. К тому же, костелу не обязательно знать о твоем завещании, пусть лишь метр Дэсплен сделает все честь-честью и постарается, чтобы о твоем завещании узнали все знакомые. Арману не будет смысла тебя убивать. С костелом ему не потягаться.
— Гениально! — восхитился Филип.
— Еще бы, особенно если учесть, что ты в любой момент можешь написать другое завещание, а прежнее уничтожить, — завершила свою мысль пани Ленская.
Я так взволновалась от нового покушения на мою жизнь и всех этих разговоров, что как-то позабыла о предстоящем мне наутро экзамене и перестала дрожать. Твердо решила — сразу же по приезде в Париж пишу завещание.
А Филип стал командовать: велел Флорентине предъявить ему все имеющиеся в доме продукты, после чего приказал выбросить их, невзирая на охи и причитания экономной домоправительницы. Гастон взял на себя бутылки, выливая содержимое початых в кухонную раковину и внимательнейшим образом, через лупу, осматривая головки неоткупоренных. Роман немного успокоил нас, заявив, что, по крайней мере, весь следующий день мы можем жить спокойно, поскольку после его доноса в полицию Армана вызвали на допрос, а бомбу в моем доме он вряд ли подложил.
Не смогла я написать завещания, нотариус уперся — недостаточно сведений о моем польском имуществе.
Экзамен на получение прав водителя я сдала легко, даже сама удивилась. А потом самостоятельно проделала путь от Трувиля до Парижа. Роман ехал за мной на второй машине. Подъезжая к Парижу, поменялись местами — он ехал первым, я за ним, иначе запуталась бы. Благополучно добрались до Монтийи, куда еще накануне прибыл Гастон и встретил нас у моего дома.
Дел было невпроворот. Месье Дэсплен торопил с поездкой в Польшу для получения необходимых ему сведений. Полиция то и дело вызывала на допросы — в качестве пострадавшего? В качестве подозреваемого? Они не уточняли, но времени отнимали много и, если не ошибаюсь, после каждого такого допроса все больше склонялись к мнению, что я, как говорят, с приветом. В Монтийи полным ходом шел ремонт в сочетании с реставрационными работами, и мне приходилось бывать там ежедневно. Совсем не оставалось времени на себя — чтение познавательной литературы, телевидение, самые необходимые косметические процедуры. Для встреч с Гастоном оставалась только ночь. Не скажу, что это плохо, но мало.
Через два дня Роман смог выдать нам порцию свежих новостей. Благодаря очень полезному знакомству с мнимым полицейским родственником он был в курсе того, как идет расследование, причем немалую роль сыграли заслуги самого Романа, нацелившего полицию на Армана Гийома. Теперь последний занял первое место в списке подозреваемых. Основание — отпечатки его пальцев во всех местах, связанных с преступлением: в парижской квартире Луизы Лера, в ее комнате в Монтийи, в буфетной, где ее убили, а к тому же в машине, в которой погибла сотрудница загса. Правда, в этой машине найден был всего один отпечаток пальца Армана, да и тот полустертый, однако эксперты установили — его!
А вот следов обуви, обнаруженных на месте преступления, приписать Арману никак не могли, не обнаружили у него подходящей обувки. Конечно, он мог выбросить ботинки после того, как прикончил экономку, да как это докажешь?
А своей связи с Луизой Лера Арман и не скрывал. Нагло заявил — любил эту женщину, давно состоял с ней в связи и собирался жениться на ней. Да, знал о ее планах женить на себе богатого старого хозяина, да, не станет скрывать, они с Луизой рассчитывали на скорую смерть старика, после чего, выждав для приличия время, расписаться. Нет, он, Арман, не утверждает, что такое его поведение можно назвать высокоморальным, однако нет в нем и ничего противозаконного, нет такой статьи в кодексе! А он был уверен — свидетельство о браке у Луизы самое что ни на есть настоящее, и какой ему смысл убивать будущую богатую супругу?
А что касается отпечатка пальца в автомашине — возможно, он, Арман, не намерен отпираться. Луиза имела в своем распоряжении собственную машину, всегда могла воспользоваться машинами графа, он же, встречаясь с ней, не обращал внимания на то, в какой машине сидит с любимой женщиной. А о том, что любимая совершила преступление, убив девушку из загса, он и понятия не имеет.