Дверь закрылась. Глеб стоял, прислушиваясь к шуму опускающегося лифта.
«Что-то не так. Но что? Что? Почему он так на меня посмотрел?»
Глеб сел в кресло, налил в стакан коньяк и взглянул на то место, где еще минуту назад сидел Соловьев. Глебу казалось, что Соловьев все еще перед ним, он видел его глаза, губы, его пальцы.
«Что-то не так. Но что? Что?»
Глеб сделал один глоток, второй. Потом поднялся, отодвинул книжный стеллаж, открыл дверь в свою тайную комнату с компьютером, вскрыл тайник с оружием, спрятал туда «кольт» с глушителем и «ТТ», вытащил из сумки наручники, нож и тоже спрятал. Затем закрыл крышку, защелкнул замки, навел порядок и вернулся в мастерскую.
* * *
Ирина Быстрицкая лежала на кровати и читала книгу. Перевернув страницу, она тяжело вздохнула. Ирина заставляла себя не думать о Федоре Молчанове, но все мысли постоянно возвращались к мужчине, который был ей очень дорог. С Федором она была согласна связать свою жизнь.
"Почему он не звонит? – уже в который раз думала она. – Ведь он же обещал, что позвонит мне утром. А если он что-то обещал, то обязательно выполнял…
Прежде. А может быть, с ним что-нибудь случилось? Странный он человек.
Удивительный. И сколько я ни пытаюсь узнать, кто же он, понять его, мне это не удается. Он как бы ускользает от моего взгляда. Не поддается разгадке, уходит.
Но то, что он необычный человек, это понятно. Дважды приходил ко мне с оружием.
На его теле есть раны…"
Вспомнив о ранах, женщина сладко и в то же время болезненно вздрогнула, ее рука легла на грудь.
– Почему ты не звонишь? Почему ты сейчас где-то далеко? А может быть, где-нибудь совсем рядом? И кто ты? Кто? Я хочу знать, – шептала она.
Ирина натянула простыню до подбородка, поежилась, сжалась, свернулась клубочком и стала похожа на маленькую девочку. Стала похожа на свою дочь.
Та тоже, когда засыпала, всегда сворачивалась клубочком, подсовывала ладошку под щеку и только после того, как Ирина рассказывала ей сказку, засыпала.
С дочки ее мысли вновь перебросились на Федора. Ей хотелось, чтобы сильные мужские руки ласкали ее тело, прикасались к груди, к бедрам, к мочкам ушей, чтобы волосы путались в пальцах, перебирающих пряди. Чтобы влажные сильные губы мужчины прикасались к ее губам.
Ирина от этих мыслей выпрямилась, словно разжалась пружина. Она быстро поднялась и, шлепая босыми ногами по паркету, пошла в кухню, открыла холодильник, достала запотевшую бутыль минеральной воды, налила в бокал и жадно выпила, затем взяла сигарету и, сидя одна в темной кухне, закурила.
Она смотрела на тлеющий огонек, и по ее щекам бежали слезы. Она боялась потерять Федора, боялась, что он не позвонит, не приедет больше. И она останется одна, одна навсегда. «Но почему, почему он забывает обо мне?»
Зазвонил телефон. Ирина вздрогнула, цилиндрик пепла упал на пол. Она потянулась к аппарату.
– Слушаю вас, – негромко сказала.
– Здравствуй, Ирина, – странно, словно очень издалека, прозвучал знакомый, волнующий голос.
Ирина сильнее прижала трубку к уху.
– Это ты? – выдохнула она в микрофон.
– Да, это я. Извини, утром позвонить не смог, набежали дела, которые необходимо было срочно решить.
– Боже, как я волновалась.
– Ты уже спала? Я тебя разбудил? – спросил Федор.
– Нет, я не спала.
– А что ты делала, если не секрет?
– Думала о тебе, – призналась женщина.
– Это здорово, когда кто-то обо мне думает, – сказал Федор.
– Где ты? Откуда звонишь?
– Я в Москве, звоню из автомата.
– Приезжай, я жду тебя. Я очень жду тебя.
– Правда, ждешь?
– Да. Я не могу уснуть, – прошептала женщина.
– Тогда приеду. Пошли гудки.
Слезы катились из глаз Ирины. Она держала трубку, из которой неслись далекие гудки. Ей казалось, что это гудки парохода, который отходит от причала и уплывает в безбрежный океан…
Она накинула на плечи шелковый халат, посмотрела на себя в зеркало.
– Ну и чудовище, – сказала сама себе женщина и тут же счастливо улыбнулась.
Ее глаза сияли, грудь напряглась, соски отвердели, словно к ним прикоснулись сильные мужские пальцы.
– Скорее приезжай, скорее!
Она умылась и принялась молоть кофе. Запах свежесмолотого кофе наполнил гостиную. Этот запах был уютным, домашним и в то же время возбуждающим, терпким.
«Ну скорее же, приезжай!»
Ирина глянула на часы. Стрелка сползла к половине второго. За окнами проносились запоздалые редкие машины. Она включила магнитофон. Зазвучала негромкая мягкая музыка. Ирина неторопливо, как бы в такт, начала накрывать на стол. Появилась бутылка вина и фрукты… Потом Ирина взялась за бутерброды. Она аккуратно резала хлеб, намазывала маслом, сверху укладывала ломтики рыбы и веточки зелени.
А Глеб на своих «жигулях» цвета мокрого асфальта мчался по ночной Москве, летел навстречу мигающим желтым светофорам. На его губах играла улыбка.
Сегодня, наверное, с ним случилось что-то невероятное – виной ли тому было ранение, тревожные мысли о Соловьеве или внезапно появившееся страстное желание тепла и счастья, – но он, всегда такой осторожный, не взял с собой оружия и сейчас не видел, что за ним мчится черный «опель», в котором сидят двое. В кармане его куртки лежал синий конверт с деньгами и документы на имя Молчанова Федора Анатольевича.
– Ну он и гонит, – сказал крепко сбитый водитель.
– Смотри, не отставай.
– Да, несется, как на свадьбу. Интересно, с кем он разговаривал по телефону.
– А может, с нашим шефом?
– Может быть, – сказал крепко сбитый парень, – но шеф велел следить за ним. А ты знаешь, кто это? Парень пожал плечами.
– Я знаю, что это Молчанов. И знаю, что мы должны сделать все, чтобы он нас не заметил. Поэтому следуй за ним, но аккуратно.
За ВДНХ «жигули» Глеба Сиверова свернули в Берингов проезд, затем – к дому Ирины. И только въезжая во двор, Глеб вспомнил о предосторожности. Он обернулся и взглянул на улицу.
Одинокий черный «опель» промчался по ней.
«Наверное, показалось», – подумал Глеб.
Но он еще долго не подъезжал к дому, не въезжал во двор.
А черный «опель» свернул в переулок и остановился.
– Как ты думаешь, он нас засек? – спросил водитель своего напарника.
– Черт его знает! Может быть, и нет.