— Погодите, дайте сказать. Не хотелось бы напрасно обвинять человека, но я лично особое внимание обратила бы на Валтасара. Неважно, имя это или фамилия. Дело в том, что я его вспомнила. Отчетливо вспомнила. С той поры он совсем не изменился. Тогда он стоял в толпе на пляже рядом со мной, я даже ему на ногу наступила. И у этого Валтасара на лице было такое выражение, такое, что его в чем угодно можно подозревать! С таким выражением человек на все способен. Уверена — он увидел чудо-янтарь и обо всем на свете забыл, на ногу ему наступили — ноль внимания. Он наверняка многое успел увидеть, больше меня, и не исключено — что-то знает.
— И не исключено — сам же их и передушил, — ехидно подхватил дедуля. — Разбежались, так он и признается!
Мой Драгоценный почему-то перестал поучать, молчал и только внимательно слушал.
— А мы и не рассчитываем, что признается, — огрызнулся Вальдемар. — Вам, папаша, лишь бы человека осмеять. Думаю, Валтасар не признается даже в том, что тогда на берегу был. Но если бы кто-нибудь понаблюдал за ним...
— Уж не ты ли собираешься этим заняться? — сладким голосом поинтересовалась Ядвига.
Мне хотелось еще кое-что сказать, но не было возможности, говорили другие. А когда возможность проглядывала, рот оказывался набитым горячим судаком.
— У меня времени нет, да есть люди, которым по службе положено наблюдать.
— Но о янтаре ты бы мог сказать, — совершенно серьезно и без ехидства заметил старик. — Ты его видел и в случае надобности можешь опознать. Пусть милиция хоть чем-то займется, хотя надо было искать сразу же, по горячим следам.
— Так ведь тогда все думали, что они со своим янтарем уехали, живые и здоровые...
— Неудивительно, янтарь был в цене. Эх, не умеем мы своим богатством распорядиться. Вот, к примеру, контрабандисты...
Ядвига так и подхватилась.
— Вы бы, татусь, лучше помолчали, неужто хотите, чтобы Вальдек в контрабандисты подался?
— Таких глупостей сроду не говорил. Но вот пани хорошо за Валтасара сказала, и я его подозреваю, и пусть мне до конца жизни селедки не увидеть, если он в этом не замешан!
Вальдемар вдруг сдался:
— Ладно, так и быть. Смотаюсь в Крыницу, скажу там кому надо о янтаре. А пани Иоанна в случае чего подтвердит, что Валтасар тоже был на берегу, когда убитая девушка янтарь доставала. Хотя я тогда не заметил его.
— Как он тогда смотрел!.. — опять начала я и осеклась.
Ну и как смотрел? С жадностью, но никакого особенно разбойничьего выражения на его лице не было. Такого, за что сразу отправляют на галеры или на другие принудительные работы. А вдруг это просто сообразительный торгаш, сразу прикинувший, сколько тут можно заработать, просто деловой человек? Но способен оказаться и преступником. Я о другом хотела сказать.
И опять помешали, на этот раз дедуля. И как этот шустрый старик успевает и внука кормить, и то и дело свои замечания в разговор вставлять? Хорошо, что судака едим, а не леща, ребенку не грозит опасность подавиться костью.
— Тогда он был здесь, и теперь он тоже здесь. Сам говоришь, хорошо платит и норовит у всех урвать что получше. Такой знает, что делает. Мог сам и не убивать, только воспользоваться подвернувшимся случаем или другого подговорить Такой всегда вывернется, как угорь.
— А даже если кто и распилил камень, эта дымка... или как ее, облачко, непременно и в кусочках проявится, все равно, колье это или кулон, — вслух рассуждала Ядвига.
— Ну сказал же — поеду и сообщу...
Больше я выдержать не могла, и так чуть не лопнула. Я ведь помнила, как паренек передо мной издавал восхищенные возгласы, весьма конкретные возгласы. Почему же Вальдемар ничего не говорит?
И я нахально вклинилась в разговор, заорав не своим голосом:
— Ну хорошо, а золотая муха?!
Все сразу замолчали, а Вальдемар, вздрогнув, как-то странно взглянул на меня.
— Золотая муха... А откуда пани известно, что там была золотая муха?
— Как это откуда, я же тоже там была! И все слышала.
— Но она ее никому не показала.
— Я и не видела. Однако парень, который первым схватил янтарь с мухой, поднял его с песка, стал кричать: «Золотая муха, золотая муха!» Даже заикался от восхищения, на весь пляж кричал. Вы там были, пан Вальдек, невозможно, чтобы не обратили внимания. Люди стали спрашивать, а тот ничего толком от волнения и сказать не может, знай твердит: «Золотая муха, золотая муха», заело его, как патефонную пластинку. Пан Вальдек, вы видели золотую муху?
Долго молчал Вальдемар. а все терпеливо ждали, пока он не прикончит свой кусок судака. Наконец, вздохнув, сказал:
— Видел. Всего мгновение, но видел. Факт.
— Ну и что это такое было?
— Золотая муха.
Ядвига сурово одернула мужа:
— Не валяй дурака, отвечай, когда спрашивают. Первый раз слышу про какую-то муху. Почему ты мне никогда о ней не говорил?
До меня дошло, что я неосторожно затронула щепетильную тему, однако меня уже несло. Позабыв о правилах хорошего тона, наплевав на деликатность и вежливость, я настырно повторила:
— Ну?
Вальдемар опять вздохнул.
— Иногда мне сдастся — я это все придумал. Или просто померещилось. Но все-таки я ее видел. Большой кусок, граммов на двести потянет, обломан с грех сторон, редко такое случается. Изнутри светится, вроде как из середки свет бьет. Ладно, признаюсь, я его в руки схватил и на свет посмотрел. И в самой середине — муха, большая, чуть ли не с мотыля, и вся золотая, то есть туловище золотое и головка, а крылышки вроде как черные, но золотом отсвечивают. Фантастика.
— И целехонькая? Совсем-совсем?
— Совсем целая, даже лапки на месте, будто золотыми полосками поросли. И больше ничего, только одна золотая муха. Так и стоит перед глазами.
Потрясенные, мы все молчали, стараясь представить такую невероятную красоту. А Вальдемар, раз сломавшись, уже не мог удержаться.
— Еще одна потрясающая вещь там была. Рыбка, малюсенькая, только что из икринки проклюнулась, икринка еще на ее хвостике висела. Простым глазом видать, никакой лупы не надо. Этот поменьше был, граммов восемьдесят, ну от силы девяносто...
На следующий день что-то заставило меня пойти на хитрость и отловить Вальдемара, что я и сделала за ужином. Мой Драгоценный по-прежнему слова не проронил, Вальдемар же старательно избегал встреч со мной. Интересно, почему?
Притворяться голодной не пришлось. Хотя есть не хотелось, однако в кухне оказалась свежеподжаренная корюшка, а от нее человек не откажется, даже если уже до безобразия наелся. Ведь с нею, как с семечками — и не хочешь, а оторваться не можешь.