Нет, не так, наоборот. Наш живой труп занял должность (занять нужную должность ему раз плюнуть), на которой стал представлять опасность для главного героя — финансового воротилы. Вернее, не сам стал опасным, а настропалил другого. Ну да, тот самый Пылек, серый кардинал, загадочная личность! Вот ему — холера знает кому, пусть Марта ищет воротилу — подсунул идею устранения конкурента, а сам стал его правой рукой… Тот, кому угрожали, сам с усами, сообразил, в чем дело, докопался до преступлений давних времён, срок давности прошёл, но это не имеет значения. Именно он нашёл злополучные плёнки. Двойной шантаж! Грандиозно! Деньги колоссальные, мошенники договорились между собой, наш платить не захотел и замочил Пылека. И ничего при этом не выиграл, поскольку доказательства спрятаны дома, поэтому он и поджёг его дом, рассчитывая в суматохе добраться до сейфа и разом пресечь всякую возможность шантажа в дальнейшем…
А вот и не вышло!
Вот такой у меня получился расклад сил независимо от жены, выскочившей из горящего дома с пустой кошачьей клеткой.
А раз уж Пылек хронологически совпадал с годами моей собственной молодости, вспомнились так до сих пор и не разгаданные страшные тайны тех времён и очень потянуло связать с ними, именно с ними теперешние преступления с трупами.
В нервах я выпила два стакана красного вина. Как известно, оно повышает гемоглобин и способствует лучшему кровообращению, очень кстати при творческом процессе. Обваляла в панировке и поставила жариться на небольшом огне свиные котлеты — две, третья на сковородке не поместилась, а сама вернулась к компьютеру. Проклятый Пылек до такой степени овладел всеми моими помыслами, что я, углубившись в сюжет сценария, постепенно стала забывать, что мы с Мартой создаём его с сугубо утилитарной целью — развенчать насквозь коррумпированное наше телевидение. Спохватилась, когда забрела совсем в другую область, и в отчаянии остановилась. Звонок у двери я восприняла как избавление.
Младший инспектор Цезарь Блонский.
Меня и все окружающее красавец окинул столь молниеносным взглядом, что я заметила его лишь благодаря своему многолетнему детективному опыту.
— Одна я, одна, — успокоила я полицейского. — Моей напарницы нет, дети проживают в других местах, и по преимуществу отдалённых. Бокал красного вина я выпила исключительно в приступе творческого отчаяния, так что, если желаете мне соответствовать, придётся и вам хлебнуть, иначе я возвращаюсь к компьютеру. А поскольку я ещё в юности узнала, что представители следственных органов просто обязаны быть людьми общительными, надеюсь, вы не откажетесь составить мне компанию.
Как известно, с возрастом более-менее нормальный человек становится терпимее, но, похоже, в данный момент мой возраст куда-то подевался, и это наверняка было очень заметно со стороны.
— С удовольствием выпью бокал красного вина, — ответил прекрасный Цезарь, прямо совсем как нормальный человек, а не пень бесчувственный. — И вообще все, что пани ни пожелает.
Эх, нет у меня помоев и даже мыльной воды, в которой я мочила ногти, делая маникюр. Интересно, как бы он отреагировал, предложи я ему в бокале настой горьких травок для улучшения пищеварения? Жаль, ничего такого в доме не найдётся. К тому же этот человек вдруг, ни с того ни с сего, показался мне даже симпатичным. А почему — пока не понимала. Грустно и даже как-то покорно он попросил:
— Пожалуйста, расскажите как можно подробнее о том, что вы видели тогда в «Мариотте». И о чем вам рассказала ваша датская подруга Анита Ларсен. Не стану скрывать от пани, что мы с ней беседовали, хотелось бы сравнить ваши показания.
Признаюсь, уже давно я не испытывала такого удовольствия, любопытства и волнения, как теперь, услышав эту просьбу, и слово в слово, не пропуская даже запятых, повторила рассказ Аниты, включая и мост на Амагере. Полицейский слушал с глубоким вниманием, а во мне крепло убеждение — я тоже узнаю от него что-то интересное для себя. Не обязательно что-то полезное для нашего сценария, но уж интересное точно. От Красавчика Коти всего можно ожидать, даже и после его смерти.
— Я уверен, — проговорил младший инспектор, причём искренность из него била прямо гейзером, — что пани Ларсен нам и половины того не скажет, что может сказать вам. И тем не менее вы обе… так и быть, уж скажу, хотя полицейские во всех странах придерживаются одного принципа — никому не доверять. Но, учитывая тщательную проверку прошлого вас обеих за многие годы… когда совершенно ясно, что человек ни разу не был замечен ни в чем предосудительном… когда не причастен ни к каким преступлениям…
— …когда человек столь глуп и легкомыслен, — в тон ему продолжила я перечень собственных достоинств.
— …когда человеку можно довериться и попросить о помощи, — не моргнув глазом закончил он. — Признаюсь пани, очень тяжело оказалось беседовать с паном Гурняком.
Называется, открыл Америку! Я с трудом удержалась от язвительного смеха и тоже не моргнув глазом заметила:
— В своё время Константин Пташинский был замешан во множестве всевозможных махинаций и преступлений, так постарайтесь разузнать, кто с ним тогда имел дело, кроме пана Гурняка. Вдруг окажется более лёгким собеседником?
Прекрасный Цезарь одарил меня прямо-таки императорской улыбкой.
— Именно об этом я и хотел спросить пани. Будьте так добры!
И я изо всех сил принялась вспоминать, интенсивно и честно.
Красавчик Котя… Бега… С кем он там, на ипподроме, общался? С кем шушукался? Нет, к черту, на ипподроме шушукаются совсем о других вещах, надо вспомнить скорее уж о том, что происходило у меня в собственном доме. Да, было что-то, мельком проскользнуло… думай, вспоминай… Вот оно! Так и знала, надо опираться на зрительную память, она меня не раз выручала. Видела вроде бы незнакомую фамилию прокурора в деле Пташинского, молодой, первый год работал, помню, Божидар ещё ворчал, дескать, доверили молокососу столь сложное дело. Фамилия, никак не вспомню фамилию… вроде такая, совсем простая, овощная. Картошка?.. Буряк?.. Фасоль?.. Горох?..
— Грохольский! — заорала я страшным голосом.
Нет, мой Каменный Гость не подскочил от неожиданности, не расплескал вино, остался сидеть спокойно, но в одном его глазу промелькнула искра, помереть мне на этом месте! Наверняка фамилия Грохольский для него что-то значила. Я же принялась вспоминать вслух:
— Этот Грохольский был совсем свеженьким прокурором и вообще-то не имел права самостоятельно вести дело… если не ошибаюсь, он не выступал в суде, а только участвовал в расследовании. И что-то там напортачил… А пан Гурняк потом усиленно старался отравить ему жизнь, мне говорил, что большая сволочь этот Грохольский, разумеется, не прямо так говорил, а давал понять. Сейчас ему должно быть около пятидесяти, может, немного меньше. Был бабником. А больше ничего не помню.
— И на этом спасибо. Так пани уверена, что он работал по делу Пташинского?
— Абсолютно. Его фамилия так и стоит перед глазами, я её сотни раз видела в материалах дела. Правда, самого его на том дурацком процессе не помню. С Божидаром мы на эту тему не говорили, да вы и сами знаете — из него клещами слова не вытянешь.