Главврач не знал, чем занять дорогого гостя.
– Присаживайтесь, уважаемый, вот сюда, – он показал на старое кожаное кресло.
"Таких кресел сейчас днем с огнем не найдешь”, – отходя от окна, подумал Кривошеев, опускаясь в мягкое глубокое кресло. Ни одна пружина не скрипнула, кожа не затрещала.
– Чай, кофе, а может быть, коньяка немного? – осведомился главврач, пристально глядя на гостя.
– Что вы, Виктор Феликсович, хотя, в общем, от чашки чая я не откажусь.
Аппарат, стоявший на соседнем столе, напомнил полковнику что-то давным-давно виденное в кинохронике: то ли ставку Гитлера, то ли кабинет в Кремле. Главврач снял массивную трубку бежевого цвета, нажал на нижнюю клавишу – зуммер раздался прямо за дверью – и негромко сказал в трубку:
– Ирина Васильевна, чайку, пожалуйста, организуйте. Да, да, с пирожными, конечно же, конечно.
Ровно через минуту массивная дверь орехового дерева с медной начищенной до блеска ручкой бесшумно распахнулась, и в кабинет главврача вошла длинноногая блондинка на высоких каблуках и в белом халате. Губы девушки были накрашены.
Кривошеев взглянул на нее оценивающе снизу вверх и мысленно выставил оценку: “Эта девушка тянет на четыре с плюсом, а если она еще и умна, то, возможно, и на пять”.
– Здравствуйте, – нежным, вкрадчивым голосом произнесла секретарша, вкатывая в кабинет маленький деревянный сервировочный столик.
"Экая штучка. – подумал Кривошеев, – в колготках, но без лифчика”.
– Спасибо, Ирина Васильевна.
– Налить? – взглянув на главврача, поинтересовалась секретарша.
Кривошеев все понял с первого взгляда: эта девушка – любовница главврача, но претендует на большее, возможно, желает стать его супругой или с помощью Кругловского продвинуться по службе. “Неплохо было бы ее трахнуть”, – без всякого энтузиазма подумал Кирилл Андреевич, взглядом провожая девушку. Та, словно специально, шла неторопливо, давая насладиться и шефу и его гостю созерцанием своей точеной фигуры.
Когда дверь закрылась, Кривошеев щелкнул пальцами; он сделал это по-свойски, словно с Виктором Феликсовичем был в закадычных друзьях.
– Ничего штучка.
– Не жалуюсь, – по-хозяйски произнес главврач.
– Супруга как реагирует?
– Да никак, – ответил Виктор Феликсович, – живет, не тужит. Меня хватает на обеих.
– Это хорошо, – произнес Кривошеев, беря со столика чашку дымящегося чая.
Он сделал несколько глотков, а затем меланхолично принялся помешивать изящной ложечкой в чашке, думая о том, что главврач в каком-то задрипанном Мухосранске устроился совсем не плохо. Наверное, без особых проблем решает все свои дела, накоротке со всем местным начальством, трахает потихоньку женскую часть медперсонала и потихоньку, незаметно для самого себя, стареет. “Ничего ему не надо, никуда его не тянет, и никогда в жизни этот никчемный, по московским меркам, человечек, не променяет место в заштатной клинике на должность в столице. Умеют люди устраиваться в жизни, все у них катит, все у них путем, все складывается одно к другому”.
– Чай не горячий? У меня есть холодная кипяченая вода, можно разбавить.
– Не стоит беспокоиться.
"Интересно, сколько ему отвалил отец? Наверное, по тем временам деньги были огромные. Ведь за “так” подобную услугу не окажет даже родной брат”, – прокручивая в уме эту мысль, Кривошеев напрягся. Ложечка в фарфоровой чашке перестала звенеть.
– Я, Виктор Феликсович, прислушался к вашему совету.
– Очень хорошо, – сказал главврач, пристально глядя на гостя.
– Я бы хотел взглянуть на своего брата.
– Это можно устроить. Если хотите, прямо сейчас его и приведут.
– Нет, Виктор Феликсович, вы меня не совсем правильно поняли, я хотел бы на него посмотреть, но чтобы он меня не видел.
– Навряд ли он вас узнает, – задумчиво произнес психиатр.
– Но можно так устроить? – уже резко и настойчиво попросил Кривошеев.
– Конечно же, можно, не вопрос, как говорится. Может, все-таки коньячка грамм сто перед этим историческим шагом?
– Я за рулем, – небрежно махнул рукой полковник Кривошеев и чуть виновато улыбнулся.
– Останьтесь у меня, погостите. Кстати, сегодня у меня день почти не загружен, я сегодня свободен. Мы могли бы отправиться ко мне в гости, съездили бы на озеро, опять же шашлык, рыбалка…
"Сейчас, наверное, скажет о девочках”.
Но психиатр к вопросу, связанному с основным инстинктом, не перешел: наверное, счел, что пока не время.
"Девочек он, наверное, берет из числа своих сотрудниц. Посмотрит строго, затем скажет своим умным голосом – ведь он здесь царь, Бог и воинский начальник: “Ты, Клава (или Маша), поедешь с нами отдохнуть”. Та, как кролик перед удавом, застынет и двинется в указанном направлении и будет делать все то, что полагается делать в подобных ситуациях”.
– Кстати, у меня прекрасная банька, прямо на берегу озера. А вода там кристально чистая, святые источники бьют, можно сказать, целебная, от всех болезней помогает.
– Нет, что вы, я ограничен во времени. Слишком много работы в столице. К вечеру я должен быть на месте.
– Жаль, жаль, – сокрушенно покачал большой головой Виктор Феликсович Кругловский и положил ключ на чистый лист бумаги.
Положил аккуратно, двумя пальцами. Так кладут вескую улику и.., единственную, самую важную в деле. От этого движения Кривошеева передернуло. От взгляда Кругловского реакция Кривошеева не ускользнула.
– Не обращайте внимания на меня, вы же понимаете, Кирилл Андреевич, с каким контингентом мне приходится работать.
Кривошеев согласно кивнул.
– Так вы хотите посмотреть на нашего пациента.
– Да, но так, – уже во второй раз принялся толковать гость, – чтобы он меня не видел.
– Сейчас устроим, у нас есть комната. Вы сможете наблюдать, а я с ним поговорю.
– Буду весьма признателен, – старомодно ответил Кривошеев.
Воспользовавшись странным аппаратом, похожим на пульт в опорном пункте милиции или в космическом центре, главврач клиники связался с каким-то Сидоровым и уже другим тоном, абсолютно непохожим на тот, каким разговаривал с гостем, громко попросил:
– Сидоров, будь так любезен, больного из седьмой палаты, да, да, Ивановского пошли ко мне и немедленно, я жду.
– Виктор Феликсович, а можно мне взглянуть на бумаги?
– Вам можно, хотя это, в общем-то, врачебная тайна, и мы не позволяем, не в наших правилах давать заглядывать в истории болезни. Понимаете ли, разные люди бывают. Информация о болезни – вещь обоюдоострая и для пациента, и для нас, врачей, да и для родственников. Но для вас я сделаю исключение.