Кирилл писал, не заботясь о разделении текста на абзацы и главы и даже о совпадении имен персонажей. На протяжении повествования персонаж, особенно если он был второстепенным, из светловолосого толстяка мог превратиться в высокого сутулого брюнета. И чем более знаменитым становился Кир Крутой, тем более запутанно и небрежно творил Кирилл и тем меньше ему хотелось разбираться в собственных многофигурных композициях.
Почти сразу же выяснилась одна любопытная деталь. При почти изысканном, временами даже подчеркнуто литературном стиле у Кирилла происходил какой-то загадочный сбой, когда заходила речь о человеческих отношениях... Его словно одолевала какая-то слепота...
Особенно сильный писательский ступор находил на Кирилла при описании любовных сцен — он называл это «добавить любвишки».
Разве мог Игорь доверить писателю Киру Крутому даже крошечный кусочек любовной истории, если тот допускал такие, к примеру, ляпсусы:
«Жена полковника, в отличие от него, была стройной пышноволосой блондинкой». Или: «Увидев ее, у служанки выступили слезы». Или: «Один его торс был лучше, чем все остальные лица» — что-то в таком духе.
Итак, Игорю достались любовные линии. И еще — в историях Кира Крутого иногда, на его взгляд, было многовато злых сил и недостаточно добрых, и он просил Кирилла «добавить позитива».
Можно ли было сказать, что Кирилл с Игорем вместе стали профессиональным писателем Киром Крутым? Очевидно, сами они так не считали.
Кирилл создал свой мир: смерчи, вихри, торнадо, которые уносили читателя в фантастические дали... На долю Игоря оставалось немного — всего лишь протоптать тропинки в созданном Кириллом мире, обжиться в нем. Игорь прокладывал в этом мире дороги, осушал болота, строил города. Он правил текст, переставлял главы и переписывал целые абзацы, следил за логикой развития событий.
Кирилл придумал псевдоним: Кир Крутой, легко извинив себя за некоторую подростковую пошлость. Не было ни доли сомнений в том, что Кир Крутой — это он, он один. А уж как они разделят деньги — это их внутреннее дело.
* * *
Странной Кирилл был личностью, какой-то двуслойной, как бисквит с кремом, — словно у него имелись два уровня сознания. Казалось бы, раз человек создает свой особый мир, ему бы и жить, как положено писателю, в том мире, но оказалось, что Кирилл прекраснейшим образом ориентируется в мире современном, а именно в материальном устройстве жизни. Он был способен с математической выверенностью расписать пошаговую стратегию действий: сначала мы сделаем так, потом этак, а потом крутанемся на месте и два раза подпрыгнем.
Историк Кирилл Ракитин стал менеджером писателя Кира Крутого и при помощи Игоря направлял его деятельность не так небрежно и комковато, как это часто бывает с писателями, а по всем законам бизнеса.
Первую книгу они «слепили из того, что было». Затем написали еще несколько, после чего подробно расписали пять сюжетов и, воспользовавшись старыми связями Игоря и родителей Кирилла, предложили все произведения Кира Крутого сразу всем издателям и критикам. Вернее, Игорь предложил.
Через два года Кир Крутой стал первым и единственным представителем сериальной полуисторической-полуфантастической литературы — и ни в коем случае не бульварной, а вполне достойной.
Кира Крутого читали продавщицы, аспиранты и профессора, и даже домохозяйка на пляже в Турции заставляла своего мальчишку присесть рядом с собой: читай, дурачок, хоть про нашу историю чего-нибудь узнаешь, — и мальчишка, нехотя раскрывая книгу, впадал в нее, как ручеек в огромную реку — реку знаний или фантазии.
Но какая, собственно, разница — мама довольна, и ребенок читает впервые в жизни без понуканий. А что же ему читать — Гарина-Михайловского «Детство Темы»?
Читатель читал, а Кир Крутой писал. Писал несколько вещей одновременно, потому что у правильного писателя суп всегда должен кипеть в нескольких кастрюльках.
Игорь был министром по внешним сношениям при короле, купил большую квартиру и новую иномарку, а уж как довольна была Ира...
— Нам нужно было использовать кого!нибудь помоложе! — недовольно сказала Ольга. — Аврора никуда не продвинулась в своем расследовании! Игорь остался в списке подозреваемых... а список большой!..
— Послушай, — нерешительно спросила я, — а ты что, правда считаешь, что любой из них мог совершить преступление?
— Вот только не говори мне, что в людях не просыпается желание получить миллион, если они имеют на него право! Ты бы хотела миллион? — Эта неприятная манера москвичей отвечать на вопрос сначала наскоком, а потом другим вопросом!..
— Я бы очень хотела иметь миллион и не вижу в этом ничего зазорного, — строго ответила я. — Тебе известно, что когда-то существовала специальная гуманистическая теория, прославлявшая деньги как средство создания прекрасного?
Но Ольга не сдавалась.
— А вот если бы тебе надо было кого!-о отравить, как бы ты это сделала? — спросила она и ни к селу ни к городу добавила: — Кто вчера, будучи пешеходом, перебежал улицу в неположенном месте, а затем, будучи водителем, пересек сплошную двойную? Что, не ты?Я понимаю, что ты никогда бы не смогла отравить человека, но все!таки... А?
— Очень просто. Налила бы кофе, а в кофе плеснула бы яду. И подала.
— А если в доме много людей, а ты прекрасно знаешь, как это бывает, — у всех есть такая манера схватить чужую чашку...
— Ну, в таком случае я бы выбрала момент, чтобы мы с ним были вдвоем.
— Тогда тебя посадят, моя дорогая, — удовлетворенно сказала Ольга.
— За что это? — удивилась я.
— Вот люди — сначала отравят кого-нибудь, а потом удивляются, за что? За то, что ты отравила человека. — Ольга говорила со мной как с существом, недоразвитым во всех отношениях. — Если вы были вдвоем, и ты подала кофе, и человек отравился, то тебя обязательно посадят...
— Ах, ты в этом смысле... — догадалась я.
ВЕРСИЯ ВТОРАЯ
Лариса
— Это она по привычке, папа требовал идеальной чистоты в любое время суток, — пояснила Мариша.
Аврора скорчила удивленную гримаску: зачем, например, чистота, когда спишь?..
— Скажите, у вас с Кириллом был удачный брак? — спросила она и тут же заявила: — Вообще-то удачный брак зависит только от женщины!
— Разве? — удивилась Лариса. «Думай, думай, Лариса, сейчас главное — понять...» — так Лариса сказала самой себе, а вслух рассеянно произнесла: — По-моему, от мужчины тоже кое-что зависит...
Она и сама не понимала, почему разрешает Авроре, которую в разговорах с Кириллом всегда называла «любовница твоего отца», шнырять по ее дому и позволяет ей приставать с бестактными вопросами и странными утверждениями.