Кэти сделала еще один глоток из высокого стакана со скотчем, который я ей налил, затем сбросила туфли и устроилась с ногами на диване. Я медленно потягивал свой любимый бурбон с кубиками льда, восхищенно поглядывая на девушку. Ее платье поползло вверх по крутым бедрам, а две тесемочки, которые удерживали его на плечах, выглядели так, будто они вот-вот лопнут, не выдержав резких движений хозяйки.
— Благодарю вас, Рик Холман! — задумчиво произнесла она, затем выпила еще глоток скотча. — Благодарю вас за один из самых поразительных вечеров в моей жизни. За какие-то четыре часа вы познакомили меня с таким количеством ночных кошмаров, что мне этого будет достаточно до конца моих дней. И я хочу, чтобы вы знали, как я это ценю!
— Она вздрогнула и вновь пригубила скотч.
— А последний номер больше всего подействовал мне на нервы. Я до сих пор не могу поверить, что Моники не было с нами в комнате, хотя я и знаю, что она где-то в Европе.
Как кто-то сказал, дорога в ад вымощена благими намерениями. В тот момент меня раздирали противоречивые чувства, и это ощущение было болезненным.
Одна моя половина спрашивала: чего я жду, автобуса или чего-то еще? Передо мной потрясающая блондинка, которая на протяжении вечера продемонстрировала, что я ей совсем не противен. Потом, по ее собственному признанию, ее нервная система была подвергнута всяческим испытаниям. И вот теперь она сидит на моем диване и пьет слишком много скотча в слишком быстром темпе.
Другая моя половина твердила, что сейчас наступило время, когда я должен докопаться до истины, без которой мне никак не удастся соединить воедино уже скопившиеся у меня разрозненные куски и кусочки.
Я надумал подкинуть вверх монетку, но тут Кэти неожиданно выпрямилась, одернула юбку до самых колен и поправила бретели на плечах.
— Ответьте мне совершенно откровенно, Рик Холман, — заговорила она холодным как лед тоном, — был ли весь сегодняшний вечер, начиная с прекрасного обеда в ресторане и кончая посещением дома ужасов, частью большого плана соблазнить меня? Именно потому вы привезли меня к себе домой и теперь упорно спаиваете?
— Я вовсе вас не спаиваю, милочка, — возразил я миролюбиво.
— Вы сами требуете вам подливать.
Она посмотрела на свой стакан, затем фыркнула:
— Ха! Мне следовало сразу об этом догадаться! Ты не получишь ничего спиртного в этом проклятом месте, если сама не потребуешь! Мой стакан снова пуст!
Я забрал его, прошел к бару и вновь наполнил до самого края, затем отнес ей. Она забрала у меня стакан и по-королевски махнула рукой, как будто ожидая, что я немедленно упаду на колени и буду стоять возле нее, замерев в почтительном экстазе. Потом сделала первый экспериментальный глоток.
— Чего вы сюда намешали? — спросила она с негодованием. — Подлили воды в скотч?
— Дом иллюзий вас и в самом деле напугал, — заметил я, — а вот Карл Круз вам ни капельки не страшен, верно?
— Совершенно верно, ни капельки! — От выпитого скотча она расхрабрилась, и все же в ее голосе чувствовался неподдельный испуг. — Я считаю его мразью, а его бородка вызывает у меня омерзение. Но вообще-то он меня не страшит.
— В таком случае, вы ужасно боитесь Марти? — спросил я вкрадчиво.
Она не донесла стакан до рта.
— Марти? — послышалось некое воркование, которое, очевидно, должно было изображать смех. — Чего ради мне его бояться?
— Не знаю, — ответил я правдиво, — но он напугал вас так сильно, что превратил в лгунью. И давайте смотреть правде в глаза: вы, Кэти, — милочка, вы — потрясающая девушка, и вместе с тем — трусливая врунья.
— Как вы смеете называть меня вруньей? — Ее глаза гневно засверкали. — Да я, Рик Холман...
— Что вы? Скажите мне правду. Я считал вас хорошей старомодной девушкой в удивительной современной рамке, — заговорил я насмешливо. — Именно старомодной порядочной девушкой, у которой достаточно ума, чтобы справиться с любым мужчиной и вертеть им, как заблагорассудится. Одним словом, девушкой с характером. Но Марти Круз вас до того напугал, что превратил вас в лгунью, а возможно, во что-то худшее.
Ее лицо вспыхнуло, затем она плеснула содержимое своего стакана мне в лицо. Лихорадочно нащупывая в кармане носовой платок, я сердито подумал, что это моя собственная вина: откинься я вовремя назад, все было бы в порядке.
— Рик... — Она произнесла это извиняющимся голосом, почти униженным. — Простите...
Я вытер глаза и снова обрел способность видеть. Кэти растерянно смотрела на меня, в глазах ее стояли слезы.
— Ладно, успокойтесь, — сказал я. — Забудьте о случившемся... Я все равно собирался отдать ковер в чистку, чтобы уничтожить пятна от пролитого на него вина.
— Вы, конечно, абсолютно правы, — со вздохом пробормотала она. — Вот почему я на вас так обозлилась.
Я ненавижу Марти Круза! Он превратил меня в трусливую врунью, и за это я его возненавидела. Но я его к тому же боюсь! Он не просто жестокий человек, он настоящий садист!
Я внезапно живо представил себе, как выглядело дно каньона, когда я перегнулся через ограждение веранды, лишь чудом не полетев вниз.
— Это я знаю, милочка. Лучше расскажите, как он превратил вас в лгунью.
— Ладно... — Она похлопала длинными ресницами, ибо красивая женщина в любой обстановке не перестает кокетничать. — Как вы считаете, могу я выпить стаканчик для храбрости?
— О'кей... — Я исподтишка вздохнул, однако взял у нее из рук пустой стакан. — Но предупреждаю, если и этот скотч полетит мне в физиономию, я сразу же отвезу вас назад в дом кошмаров и запру там на всю ночь до утра!
— Да? — Ее чувственная верхняя губа слегка изогнулась. — А я подумала, что вы пригрозите сделать со мной что-то более волнующее!
Я был рад тому, что отошел от нее к бару, чтобы приготовить очередную порцию. Ее слова подлили масла в огонь, и соотношение между моими двойственными намерениями на какое-то время изменилось явно не в пользу здравого смысла. Устоять перед соблазном мне помогла лишь мысль о том, что я все же мужчина, а не безмозглый юнец, не умеющий управлять своими инстинктами.
Я отнес Кэти свежее питье. Она взяла стакан и похлопала ладошкой по дивану рядом с собой:
— Садитесь сюда, Рик. Так мне будет легче исповедоваться перед вами.
Она убрала ноги с дивана, чтобы я мог устроиться совсем рядом с ней. Я сел. В эту минуту она снова подняла ноги и положила их без тени смущения мне на колени. Это скрытое дикарство в ее натуре я заметил еще при нашей первой встрече, но ни в тот раз, ни сейчас не смог определить, являлось ли оно ее врожденной особенностью или же тщательно продуманной игрой.
— Итак, расскажите мне, каким образом Марти сделал из вас лгунью, — произнес я не совсем уверенно.