– Я пытался, – признался Полник, – но он всякий раз находит дорогу обратно.
– По-прежнему никаких признаков Дикса?
– Увы… Я обшарил комнату известной вам особы, но его там не оказалось.
– А ты не пытался обнаружить его в бюстгальтере этой особы? Ладно, продолжай искать, я пошутил.
– Слушаюсь! Ты идешь, След?
Они вышли, я же отправился в комнату Жоан Крег, уже обысканную Следом. Кольт он уже там обнаружил.
Было сомнительно, чтобы что-то ускользнуло от инспектора, но тем не менее… Это все же лучше, чем ничего не делать в ожидании приезда Лейверса и парней из отдела убийств.
Через четверть часа я закончил новый обыск, не найдя ничего интересного. Но все же решил бросить еще один взгляд на электрофон в углу комнаты. На проигрывателе лежал диск "Новые лица 1952 года". В тот год был открыт певец Эрл Китт, и его пластинка находилась среди множества других. Последняя песня диска называлась "Лиззи Борден".
Лиззи Борден? Где же я слышал это имя? И тут вспомнился вопрос, который мне задала Жоан Крег после моего проклятого выступления. Было ли преступление Лиззи Борден оправданно? Жоан, вероятно, как раз прослушала эту пластинку перед моим выступлением.
Я поставил пластинку с самого начала и принялся слушать. Очаровательная экстравагантность… Лиззи Борден рассказывает, как встретила летом на улице свою мать и зарезала ее.
Когда песня кончилась, я, погасив свет, быстро вышел из комнаты Жоан и направился в комнату Ненси Риттер. На этот раз я торопился. Через семь минут обыск был закончен и.., ничего не обнаружено.
Я вернулся в кабинет и неожиданно вспомнил, что оглушенного Мефисто сунули в сундук в гимнастическом зале. И я решил, что именно там надо поискать этого гнусного типа Дикса.
Дверь оказалась закрыта, но не заперта. Приоткрыв ее на несколько сантиметров, я увидел, что внутри горит свет, и услышал такой диалог.
– Август, дорогой, – проворковала мисс Томплинсон, – ты любишь своего цыпленка?
– Ну да. Агата. – В голосе Дикса слышалась нервозность. – Ты прекрасно знаешь, что люблю.
– Тогда еще раз скажи своему маленькому цыпленку, что ты его любишь больше всего на свете.
– Я люблю тебя. Агата! – Дикс казался обозленным.
– Хорошо, довольно, милый.
– Может, хватит, Агата?
– Не для твоего маленького цыпленка, Август! Цыпленку плохо, если он не будет все время слышать, как его Август говорит о том, что он любит пушистого маленького…
Я закрыл дверь и повернулся к ней спиной. Даже меня чуть не стошнило, а ведь я видел и не такие вещи!
Дикс наверняка уже жалеет, что не остался в котельной.
Вернувшись в директорский кабинет, я взглянул на часы: без четверти четыре. Мне оставалось еще полчаса до приезда Лейверса и компании. Усевшись в кресло мисс Баннистер, я положил ноги на стол и попытался поразмышлять. Поочередно исследовав все, что накопилось в моей голове, ни к чему путному я так и не пришел.
– Не могу спать, – проговорил извиняющийся голосок.
Я поднял нос и увидел Карелии в амбразуре двери.
– Входите же! Я тоже не сплю!
– А вам не хочется чего-нибудь выпить?
– Отличная мысль!
– Тогда пойдемте со мной.
– Одну секунду… Вы коллекционерка?
Каролин рассмеялась колокольчиком:
– Только бриллианты.
– Держу пари, что вы собираете кучу ненужных вещей. Все женщины это делают.
– Не я! Я исключение… Никогда не храню ничего такого, что не могу немедленно использовать.
– Вы в этом уверены?
– Конечно. Но почему вы спрашиваете меня об этом?
– Просто так. Я лишь удивляюсь, что вы спрятали все вырезки из газет относительно одной девицы, о которой вы раньше никогда не слышали, пока не увидели ее имя в газетах. И хранили их целых два года, пока благодаря простой удаче не встретили эту девушку в Пайн-Сити.
Это позволило вам воспользоваться вырезками и заставить ее поплясать. Если это не предвидение, то я не знаю, как это назвать.
Каролин грустно улыбнулась:
– Да, действительно. Это может быть одной из маний собирательства.
– А я называю это двойной жизнью! Послушайте, малышка, мне больше нельзя терять времени. Будьте со мной откровенны. Шантажист никогда не станет действовать подобно вам. Вы ведь не профессиональная шантажистка. Аппетит появляется во время еды, и чем больше получаешь, тем больше хочется. Мисс Баннистер была ближе к истине, когда сказала мне, что у нее вытянули тридцать тысяч долларов. Шантажист не стал бы терять времени на комбинации, о которых вы мне говорили.
Каролин закусила губку:
– Вы и в самом деле хороший детектив.
– В настоящий момент не очень-то в этом уверен. Объясните мне, как было дело, только без фантазий.
– Тем хуже для меня… Все равно узнаете об этом в конце концов. Я сирота так же, как и моя сестра. Но мое настоящее имя не Партингтон. Моя фамилия Баннистер.
– Баннистер?!
– Да.
– Почему вы это скрывали?
– Потому что шантаж продолжался девять месяцев.
Бедная Эдвина была как сумасшедшая. Она не знала, кто ее заставляет плясать под свою дудку, и не знает об этом и сейчас… Я работала фотомоделью в Нью-Йорке. Во время одного из уик-эндов она приехала повидаться со мной и все мне рассказала. Эдвина не знала, что ей делать. Она не смела сообщить полиции, так как боялась крушения всего того, что она тут создала. Мы. с ней долго спорили и решили, что я прибуду сюда в качестве ученицы, чтобы попытаться выяснить, кто ее шантажирует. Это объясняет мое вымышленное имя и все прочее. – Каролин наморщила лобик. – К несчастью, я ничего не выяснила.
– Совершенно очевидно, – заметил я, – что мисс Баннистер увлечена Пирсом. Когда ваша сестра поверила, что я арестовал его по обвинению в убийстве, она заговорила о шантаже и показала вырезки из газет, обвиняя во всем Дикса.
– Она влюблена в Эдварда, – согласилась Каролин. – Никаких сомнений быть не может. Эдвина сделает для него все, что только в ее силах.
– Когда я убедился, что Дикс не причастен к убийству, я вспомнил о вас и ваших бриллиантах. Мне стало интересно, откуда вы приехали, но в бумагах об этом ничего не сказано. Кроме того, когда я обвинил вас в том, что вы занимаетесь шантажом, то вы, Каролин, решили, что лучший способ помочь сестре – принять правила предложенной игры и не отрицать шантажа.
– От вас ничего не скроешь.
– Красивый поступок, но он не привел к желанному результату. Во всяком случае, ни к убийце, ни к шантажисту.