В комнатах мейстера под вороньей вышкой седой, с отеческими манерами человек по имени Квиберн так и ахнул, срезав повязку с культи Джейме.
— Неужто так худо? Я умру?
Квиберн нажал на рану пальцем и сморщил нос, когда выступил гной.
— Нет. Но еще несколько дней, и… — Он отрезал у Джейме рукав. — Загнивание распространилось. Видите, как мягко? Придется все это удалить, а надежнее всего было бы совсем отнять руку.
— Тогда умрете вы, — заверил Джейме. — Почистите культю и зашейте ее. Рискнем.
— Я мог бы отнять вам руку по локоть, а остальное оставить, — нахмурился Квиберн, — но.
— Если отрежете хоть кусочек, рубите уж сразу и другую руку, иначе я вас удушу.
Квиберн посмотрел ему в глаза, и то, что он увидел там, заставило его умолкнуть.
— Хорошо. Я срежу только загнившие ткани. Попытаюсь остановить гниение кипящим вином, а также припарками из крапивы, горчичного семени и хлебной плесени. Может быть, этого будет достаточно. Вам решать. Выпьете макового молока и…
— Нет. — Джейме не мог позволить, чтобы его усыпили. Проснешься и увидишь, что тебе оттяпали руку по плечо.
— Но это же больно, — опешил Квиберн.
— Значит, буду кричать.
— Очень больно.
— Я буду кричать громко.
— Ну а вина вы хотя бы выпьете?
— Спросите еще, молится ли когда-нибудь верховный септон.
— Я не уверен, что он это делает. Сейчас принесу вина. Ложитесь — руку придется привязать.
Квиберн чистил культю острым ножом, а Джейме глотал крепкое вино, выливая половину на себя. Левая рука с трудом отыскивала рот, но это имело свою хорошую сторону: винный запах от мокрой бороды заглушал смрад гноя.
Но когда пришло время резать больную плоть, даже вино перестало помогать. Джейме кричал и молотил по столу здоровым кулаком. Его крик стал еще громче, когда Квиберн залил обрубок кипящим вином, и Джейме, несмотря на свои намерения и страхи, лишился сознания. Когда он пришел в себя, мейстер зашивал ему руку жильной нитью.
— Я оставил лоскут кожи вокруг запястья.
— Вижу, вам это не впервой, — пробормотал Джейме. Во рту чувствовался вкус крови — он прикусил себе язык.
— Для того, кто служит Варго Хоуту, обрубки не новость. Он оставляет их повсюду.
Квиберн со своей тихой речью и добрыми карими глазами совсем не походил на злодея, и Джейме спросил:
— Как может мейстер состоять в шайке Бравых Ребят?
— Цитадель отобрала у меня цепь, — сказал Квиберн и спрятал иглу. — Раной над глазом тоже надо заняться. Она сильно воспалена.
Джейме закрыл глаза, предоставив вину и Квиберну делать свое дело.
— Расскажите мне о битве. — Квиберн как хранитель харренхоллских воронов все новости должен был узнавать первым.
— Лорд Станнис оказался между вашим отцом и огненной стеной. Говорят, будто Бес поджег саму реку.
Джейме представил себе, как зеленое пламя взвивается выше самых высоких башен, как кричат на улицах горящие люди. Когда-то это снилось ему во сне. Забавно — жаль, что эту шутку некому оценить.
— Откройте глаз. — Квиберн теплой водой смыл засохшую кровь. Веко опухло, но Джейме сумел приоткрыть его наполовину. Над ним плавало лицо Квиберна. — Как это вас угораздило?
— Подарок женщины.
— Вы слишком рьяно ухаживали за ней, милорд?
— Эта женщина больше меня и безобразнее вас. Займитесь заодно и ею — я ткнул ее в ногу, когда мы дрались, и она прихрамывает.
— Я позову ее к себе. Кто она вам?
— Моя защитница. — И Джейме засмеялся, несмотря на боль.
— Я дам вам травы — будете пить их с вином от лихорадки. Приходите завтра, и я поставлю вам на веко пиявку, чтобы вытянуть дурную кровь.
— Пиявку? Чудесно.
— Лорд Болтон — большой ценитель пиявок.
— Еще бы.
За Королевскими воротами не осталось ничего, кроме грязи, пепла и обгоревших костей, но одни люди уже селились в тени городских стен, а другие торговали рыбой из корзин и бочонков. Тирион, проезжая, чувствовал на себе их взгляды, холодные и недобрые. Впрочем, заговорить с ним или загородить ему дорогу никто не осмеливался: рядом ехал Бронн в черной намасленной кольчуге. Будь он один, они, наверно, стащили бы его с коня и разможжили голову булыжником, как Престону Гринфилду.
— Возвращаются быстрее, чем крысы, — посетовал Тирион. — Мы пожгли их норы, а им хоть бы что.
— Дай мне пару дюжин золотых плащей, и я их всех перебью. Мертвые уж точно не вернутся.
— Так-то так, но их место займут другие. Пусть живут… но если они опять начнут лепить свои хибары к стене, ломай их немедленно. Война еще не закончена, что бы там ни думали эти дураки. — Впереди показались Грязные ворота. — На сегодня я достаточно насмотрелся. Вернемся завтра вместе с цеховыми мастерами и послушаем, что скажут они. — Тирион вздохнул. Ну что ж — жег он, ему и восстанавливать, это только справедливо.
Это дело, собственно, поручили его дяде, но солидный, надежный, неутомимый сир Киван Ланнистер стал другим человеком, когда из Риверрана прилетел ворон с известием об убийстве его сына. Близнец Виллема Мартин тоже находился в плену у Робба Старка, а их старший брат Лансель все еще лежал в постели, и его рана не желала заживать. Сира Кивана, у которого один сын погиб, а двум другим грозила смертельная опасность, одолевали горе и страх. Лорд Тайвин всегда полагался на своего брата, но теперь и ему не осталось ничего иного, как снова обратиться к своему сыну-карлику.
Восстановительные работы обойдутся им непомерно дорого, но делать нечего. Королевская Гавань — главный порт государства, с которым может соперничать только Старгород. Реку нужно открыть, и чем скорее, тем лучше. А денег где взять, пропади они пропадом? Тирион почти что скучал по Мизинцу, отплывшему на север две недели назад. Пока тот спит с Лизой Аррен и управляет Долиной вместо нее, ему приходится разгребать грязь, которую тот оставил. Зато отец по крайней мере доверил ему важное дело. Он не желает делать Тириона наследником Бобрового Утеса, но использует его, где только возможно.
Капитан золотых плащей пропустил их в Грязные ворота. «Три Шлюхи» все еще стояли на площади, но бездействовали, а камни и бочонки со смолой валялись вокруг. По требюшетам лазили ребятишки, раскачиваясь на рычагах.
— Напомни мне сказать сиру Аддаму, чтобы поставил здесь золотых плащей, — сказал Тирион Бронну. — Не то какой-нибудь сопляк сорвется и сломает себе хребет. — Сверху раздался крик, и перед ними шлепнулся навозный ком. Кобыла Тириона взвилась на дыбы, чуть не сбросив седока. — Хотя, если подумать, пусть себе падают, выродки.