Эррок и Дел, отправившись вперед, обшарили развалины, но Дел почти тотчас же вернулся. Стир остановил колонну и выслал на подмогу дюжину своих теннов с копьями. Теперь и Джон заметил красное зарево над гостиничной трубой. Значит, они здесь не одни. Страх свернулся в нем кольцами, как змея. Послышалось ржание лошади, потом крики. Дели с ними дорогу и еду и сражайся с ними рядом, сказал Куорен. Однако и на этот раз обошлось без боя.
— Там только один человек, — доложил Эррок. — Старик с лошадью.
Магнар выкрикнул приказ на древнем языке, и двадцать теннов расположились кольцом вокруг деревни, а остальные принялись обыскивать дома, чтобы убедиться, что там больше никто не прячется. Лазутчики Ярла ввалились в лишенную крыши гостиницу, толкая друг друга, чтобы подойти поближе к очагу. Ветки, которые наломал старик, давали больше дыма, чем тепла, но в такую дождливую ночь любое тепло было желанным. Двое теннов бросили старика наземь и обыскали. Еще один держал его лошадь, и трое рылись в седельных сумках.
Джон отошел. Под ногой чавкнуло гнилое яблоко. Стир убьет старика. В Сером Дозоре магнар заявил, что все поклонщики, которые им встретятся, будут тут же преданы смерти, чтобы не подняли тревогу. Дели с ними дорогу и еду, сражайся с ними рядом. Значит ли это, что он должен молчать, когда старику перережут горло?
На краю деревни Джон столкнулся с одним из выставленных Стиром часовых. Тенн проворчал что-то на древнем языке и ткнул копьем в сторону гостиницы: ступай, мол, восвояси. «Вся беда в том, что я там не свой», — подумал Джон.
Он пошел к озеру и нашел почти сухое место под глинобитной стеной полуразрушенного дома. Там и нашла его Игритт — он сидел и смотрел на рябящее под дождем озеро.
— Я знаю это место, — сказал он ей, когда она села рядом. — Эта башня… погляди на ее верхушку, когда будет молния, и скажи мне, что видишь.
— Ладно. Тенны говорят, что слышали оттуда шум — будто кричал кто-то.
— Это гром.
— Нет, они говорят — кричали. Может, там привидения водятся.
Башня, чернеющая под дождем на своем каменистом острове, и впрямь напоминала обитель призраков.
— Пошли посмотрим, — предложил Джон. — Больше, чем теперь, мы все равно не промокнем.
— Это вплавь-то? В грозу? — засмеялась Игритт. — Ты это придумал, чтобы я разделась, Джон Сноу?
— Для этого и придумывать ничего не надо, — поддразнил ее он. — Может, ты просто плавать не умеешь? — Сам Джон плавал хорошо — он обучался этому в большом рву Винтерфелла.
Игритт дала ему тумака.
— Ничего ты не знаешь, Джон Сноу. Я плаваю как рыба. Сам увидишь.
— Рыба, горная коза, лошадка… слишком много в тебе всякой живности, Игритт. Но если это то самое место, что я думаю, плыть нам не придется. Мы перейдем туда на ногах.
— По воде? — воззрилась на него Игритт. — Это какое-то южное колдовство?
— Нет… — начал он, но тут прямо в озеро ударила молния, и на миг все стало видно, как днем. Вслед за этим громыхнуло так оглушительно, что Игритт зажала уши.
— Ну что, видела? — спросил ее Джон, когда гром откатился прочь и ночь снова сделалась черной.
— Там что-то желтеет, — сказала она. — Ты про это? Камни, которые торчат у нее на верхушке, желтые.
— Они называются крепостными зубцами. Когда-то давно их позолотили — это Корона Королевы.
Башня на озере снова едва виднелась во мраке.
— В ней жила королева? — спросила Игритт.
— Только ночевала. — Ему рассказывала эту историю старая Нэн, но мейстер Лювин подтвердил, что это правда. — Алисанна, жена Джейехериса Умиротворителя. Его прозвали Старым Королем, потому что он долго правил, но на Железный Трон он взошел молодым. В те дни он вознамерился объехать все свое государство. В Винтерфелл он прибыл со своей королевой, шестью драконами и половиной своего двора. Пока король обсуждал дела с Хранителем Севера, Алисанне стало скучно, поэтому она села на своего дракона Среброкрылого и полетела на север, посмотреть Стену. Эта деревня — одно из мест, где она останавливалась. После этого здешние жители позолотили верхушку своей башни в память о короне королевы, которая провела у них ночь.
— Я никогда не видела дракона, — сказала Игритт.
— Их никто не видел. Последний дракон умер лет сто назад. Но королева побывала здесь намного раньше.
— Ты говоришь, ее звали Алисанна?
— Да. Добрая королева Алисанна. Один из замков Стены тоже назван в ее честь: Врата Королевы. До ее посещения он назывался «Снежные Врата».
— Будь она доброй, она снесла бы эту Стену.
«Ну уж нет, — подумал Джон. — Стена защищает государство от Иных… и от таких, как ты, моя милая».
— У меня был один друг, который все время толковал о драконах. Карлик. Он…
— ДЖОН СНОУ! — Перед ними вырос один из теннов. — Магнар зовет. — Тенн, кажется, был тот самый, который нашел Джона в лесу у пещеры в ночь накануне подъема на Стену, но Джон не был в этом уверен. Игритт отправилась с ним. Стир каждый раз хмурился при виде ее, но когда он пытался отослать ее прочь, она напоминала ему, что она вольная женщина, а не какая-нибудь поклонщица. Захочет — уйдет, захочет — придет.
Магнар стоял под деревом, росшим внутри бывшей гостиницы. Его пленник стоял на коленях у очага, в окружении копий и бронзовых мечей. Глядя на вошедших, он не произнес ни слова. Дождь стекал по стенам и поливал последние удержавшиеся на дереве листья, от огня густо валил дым.
— Он должен умереть, — сказал Стир. — Сделай это, ворона.
Старик, окруженный одичалыми, молча смотрел на Джона. Среди дождя и дыма, при тусклом свете огня, он вряд ли мог рассмотреть, что Джон одет в черное, не считая овчинного плаща. Или все-таки мог?
Джон вынул из ножен Длинный Коготь. Дождь омыл сталь, и огонь прочертил по краю оранжевую линию. Какой-то жалкий огонек стоил человеку жизни. Джон вспомнил, что сказал Куорен Полурукий, когда они увидели костер на Воющем перевале. «Огонь там наверху — это жизнь, но может стать и смертью». Но это было высоко в Клыках Мороза, за Стеной, где нет никаких законов, а здесь Дар, находящийся под защитой Ночного Дозора и Винтерфелла. Здесь человек имеет право развести костер, не опасаясь умереть за это.
— Почему ты медлишь? — спросил Стир. — Убей его, и покончим с этим.
Пленник и теперь промолчал. «Сжальтесь», — мог бы сказать он, или: «Вы забрали у меня лошадь, деньги и провизию — оставьте хотя бы жизнь», или: «Нет, прошу вас, я ведь ничего вам не сделал». Он мог бы сказать тысячу разных вещей, или заплакать, или воззвать к своим богам. Впрочем, никакие слова не спасли бы его теперь, и он, наверно, это знал. Поэтому он не говорил ничего и только смотрел на Джона обвиняющим и в то же время просящим взглядом.
«Ты не должен колебаться, что бы от тебя ни потребовали. Дели с ними дорогу и еду, сражайся с ними рядом…» Но этот старик не оказывал сопротивления. Ему не повезло, вот и все. Кто он, откуда ехал и куда направлялся на этой своей вислозадой кляче — все это больше не имело значения.