— Джофф… король Джоффри… его величество очень хорош собой и… храбр как лев.
— Ну да, каждый Ланнистер — лев, а когда Тирелл пускает ветры, пахнет розами. Но умен ли он? Доброе ли у него сердце, щедрая ли рука? Насколько он рыцарь? Будет ли он любить Маргери, лелеять ее и беречь ее честь, как свою?
— Да, конечно. Он очень… очень мил.
— Да-а. Знаешь, дитя мое, кое-кто говорит, будто ты такая же дурочка, как наш Маслобой, и я начинаю этому верить. Мил! Я хочу надеяться, что внушила моей Маргери, чего стоит эта милота. Ослиного рева она не стоит. Эйерион Огненный тоже был красавцем, и это не мешало ему быть чудовищем. Вопрос в том, кто такой Джоффри. — Старая леди дернула за рукав шедшего мимо слугу. — Я не люблю лук. Унеси этот суп и принеси мне сыру.
— Сыр подадут после сладкого, миледи.
— Его подадут, когда я захочу, а я хочу сейчас. Может, ты боишься, дитя? Не бойся — ведь тут одни женщины. Скажи мне правду — тебе ничего за это не будет.
— Мой отец всегда говорил правду. — Санса сказала это тихо, но слова все равно дались ей с трудом.
— Да, лорд Эддард имел такую репутацию, но его объявили изменником и сняли с него голову. — Глаза старухи пронизывали Сансу, острые и блестящие, как острия мечей.
— Джоффри. Это сделал Джоффри. Он обещал мне быть милосердным, а сам отрубил голову моему отцу. Он сказал, что это и есть милосердие, и повел меня на стену, чтобы показать мне голову отца. Он хотел, чтобы я плакала, но… — Санса осеклась и прикрыла рот рукой. «Что я говорю боги праведные, они узнают, они услышат, кто-нибудь донесет на меня».
— Продолжайте. — Это сказала Маргери, будущая королева Джоффри. Санса не знала, много ли та слышала из ее слов.
— Не могу. — (Вдруг она ему скажет? Тогда уж он точно убьет меня. Или отдаст сиру Илину.) — Я не хотела… мой отец был изменником, и брат мой изменник, и во мне течет их черная кровь. Пожалуйста, не принуждайте меня говорить.
— Успокойся, дитя мое, — властно молвила Королева Шипов.
— Она в ужасе, бабушка, — взгляните на нее.
— Эй, дурак! — крикнула старушка. — Спой-ка нам песню, да подлиннее. «Медведь и прекрасная дева» подойдет в самый раз.
— Еще как подойдет! — согласился шут. — Прикажете петь, стоя на голове, миледи?
— А что, от этого песня будет лучше звучать?
— Нет.
— Тогда пой, стоя на ногах, не то с тебя шапка свалится, а голову ты, сколько я помню, отродясь не мыл.
— Как прикажете, миледи. — Маслобой низко поклонился, громогласно рыгнул, выпятил живот и заревел: — «Жил-был медведь, косолапый и бурый! Страшный, большой и с мохнатою шкурой!»
Леди Оленна нагнулась к Сансе.
— Я, еще будучи моложе тебя, знала, что в Красном Замке стены имеют уши. Прекрасно — пусть они слушают песню, а мы тем временем посплетничаем.
— Но Варис… он всегда все знает…
— Громче пой! — крикнула Королева Шипов Маслобою. — Ты же знаешь, как я туга на ухо. Нечего шептать, я не за шепот тебе плачу. Пой!
— Медведь, медведь! — грянул Маслобой, и его громовой бас эхом отразился от стропил. — Однажды на ярмарку двинулся люд, подался весь люд и медведя зовут!
— В наших хайгарденских цветниках водятся пауки, — улыбнулась старушка. — Пока они никому не мешают, мы позволяем им ткать свою паутину, но когда они попадаются на дороге, их раздавливают ногой. — Она похлопала Сансу по руке. — Ну, дитя, теперь правду. Что он за человек, этот Джоффри, Баратеон по имени, но Ланнистер с виду?
— Прохожим, проезжим — всем любо глядеть, как пляшут три парня, козел и медведь!
У Сансы сердце подступило к горлу. Королева Шипов придвинулась так близко, что она чувствовала ее по-старчески кисловатое дыхание. Костлявые пальцы впились Сансе в запястье. Маргери по другую сторону тоже вся обратилась в слух. Сансу пронизала дрожь.
— Он чудовище, — прошептала она, еле разбирая собственные слова. — Он оболгал сына мясника и заставил батюшку убить мою волчицу. Когда я вызывала его недовольство, он приказывал своим гвардейцам бить меня. Он зол и жесток, миледи. И королева такая же.
Леди Оленна и ее внучка переглянулись.
— Вот как, — сказала старушка. — Жаль.
О боги, в ужасе подумала Санса. Если Маргери откажется за него выйти, Джофф поймет, что это из-за меня.
— Пожалуйста, — выпалила она, — не отменяйте свадьбу…
— Можешь быть спокойна. Лорд Дутая Рыба вбил себе в голову, что Маргери будет королевой, а слово Тирелла стоит дороже, чем все золото Бобрового Утеса. Так по крайней мере было в мое время. Но все равно спасибо тебе за правду, дитя.
— Вертелись, крутились, плясали, скакали и дорогу на ярмарку так скоротали! — ревел, притопывая ногами, Маслобой.
— Санса, не хочешь ли ты побывать в Хайгардене? — Улыбаясь, Маргери Тирелл становилась очень похожей на своего брата Лораса. — Сейчас там цветут осенние цветы, там рощи и фонтаны, тенистые беседки и мраморные колоннады. При дворе моего лорда-отца всегда бывают певцы получше нашего Маслобоя, и волынщики, и скрипачи, и арфисты. У нас лучшие в стране кони и есть лодки, на которых катаются по Сандеру. Умеешь ты охотиться с соколами, Санса?
— Немного.
— Прекрасная дева навстречу идет, и пышные кудри ее словно мед!
— Ты полюбишь Хайгарден так же, как я люблю, я знаю. — Маргери отвела с лица Сансы выбившуюся прядку волос. — Увидев его, ты уже не захочешь уезжать оттуда. А может быть, тебе и не придется.
— Погоди, дитятко, — прервала внучку леди Оленна. — Санса еще не сказала, хочет ли она побывать у нас.
— Очень хочу. — Хайгарден представлялся Сансе местом, о котором она всегда мечтала, волшебным дворцом, который она когда-то надеялась найти в Королевской Гавани.
— Тут носом задергал красавец наш бурый, страшный, большой и с мохнатою шкурой! Ах, бедная дева, увы ей и ах! Учуял он мед у нее в волосах!
— Но королева ни за что меня не отпустит…
— Отпустит. Без Хайгардена Ланнистерам Джоффри на троне не удержать. Если мой сын, лорд-олух, попросит ее, ей придется дать разрешение.
— А он попросит?
— Куда он денется? — фыркнула леди Оленна. — Конечно, о нашей истинной цели ему знать незачем.
— Учуял он мед у нее в волосах!
Санса наморщила лоб.
— Истинной цели, миледи?
— Да, дитя мое. Я хочу выдать тебя замуж за моего внука.
За сира Лораса! О-о! У Сансы перехватило дыхание. Ей вспомнилось, как он, в своих сверкающих сапфировых доспехах, бросил ей розу, а потом он представился ей в белом шелковом плаще, чистый, невинный и прекрасный. Когда он улыбается, в углах его рта появляются ямочки. У него чудесный смех и теплая рука. Она могла только воображать, каково будет коснуться гладкой кожи у него под рубашкой, встать на цыпочки и поцеловать его, запустить пальцы в его густые каштановые кудри и утонуть в его карих глазах. Санса зарделась до самых корней волос.