— Надо что-то сделать с этими мухами, — сказала она. — На вашем Наате их тоже много, Миссандея?
— Там водятся бабочки, — ответила девочка на общем языке. — Желаете еще вина?
— Нет. Скоро здесь соберется мой двор. — Дени очень привязалась к Миссандее. Эта девочка с большими золотистыми глазами умна не по годам. И смелости ей не занимать — иначе она и до своих лет не дожила бы. Дени надеялась когда-нибудь увидеть ее сказочный остров Наат. Миссандея говорит, что Мирный Народ не знает войн — войну им заменяет музыка. Они никого не убивают, даже животных, и питаются одними плодами. Духи священных бабочек защищают остров от всех, кто хочет причинить ему вред. Многие завоеватели высаживались на берега Наата с оружием в руках, но их постигала болезнь, и они умирали. Но против невольничьих кораблей даже бабочки оказались бессильны.
— Когда-нибудь я отвезу тебя домой, Миссандея, — пообещала Дени. Продал бы ее Джорах или нет, если бы она и ему дала такое же обещание? — Клянусь.
— Ваша слуга рада будет остаться с вашим величеством. Наат никуда не денется. Вы добры к вашей… ко мне.
— А ты ко мне. — Дени взяла девочку за руку. — Пойдем, поможешь мне одеться.
Чхику вместе с Миссандеей искупали ее, Ирри тем временем приготовила одежду. На сегодня Дени выбрала платье из пурпурного плотного шелка с серебряным кушаком и корону в виде трехглавого дракона, которую подарило ей в Кварте Турмалиновое Братство. Туфли тоже были шелковые, с такими высокими каблуками, что Дени боялась упасть. По завершении туалета Миссандея поднесла своей госпоже зеркало из полированного серебра. Дени молча рассматривала себя. Таким ли должно быть лицо завоевательницы? На вид она все та же девчонка.
Пока ее еще не называют Дейенерис Завоевательницей, но, возможно, скоро назовут. Эйегон завоевал Вестерос с тремя драконами, а она взяла Миэрин за один день, не имея ничего, кроме канавных крыс и деревянной палки. Бедный Гролео, он все еще горюет о своем корабле. Если боевая галея способна протаранить другой корабль, почему бы ей не протаранить ворота? Именно так подумала Дени, когда отдала своим капитанам приказ выброситься на берег. Таранами послужили мачты, а сами корабли орды ее вольноотпущенников разобрали на щиты, черепахи, катапульты и лестницы. Наемники присвоили каждому тарану откровенно непристойное имя. Первой восточные ворота проломила грот-мачта «Мираксеса», прежнего «Шалуна Джозо», прозванная Хреном Джозо. Кровавый бой под стенами кипел весь день и половину ночи, но наконец ворота затрещали и железный оголовник мачты в виде головы смеющегося шута пробил их створки.
Дени хотела сама возглавить атаку, но все капитаны в один голос заявили, что это безумие — а ее капитаны никогда и ни в чем не сходились. И Дени держалась позади, сидя в длинной кольчужной рубахе на своей Серебрянке. Но даже за поллиги она услышала, как пал город — это произошло, когда воинственные крики его защитников сменились воплями ужаса. Все ее драконы в этот миг взревели хором, наполнив ночь пламенем. Рабы восстали, поняла она. Мои канавные крысы перекусили их цепи.
Когда Безупречные сломили сопротивление миэринцев окончательно, Дени въехала в город. У сломанных ворот громоздилось столько трупов, что ее вольноотпущенники чуть ли не час расчищали ей дорогу. Внутри валялись Хрен Джозо и обтянутая лошадиными шкурами черепаха, служившая ему прикрытием. Дени ехала мимо сожженных домов и выбитых окон, по кирпичным улицам со сточными канавами, забитыми раздутыми телами. Толпы ликующих рабов простирали к ней обагренные кровью руки и называли ее Матерью.
На площади у большой пирамиды сбились в кучу «великие господа», в которых не осталось ничего великого. Голые, без драгоценностей и каемчатых токаров, они превратились в скопище жалких старцев и молодых людей с нелепыми прическами. Женщины, либо жирные и дряблые, либо сухие как палки, рыдали, и краска ручьями стекала с их лиц.
— Мне нужны ваши главари, — сказала им Дени. — Выдайте их, и я пощажу остальных.
— Сколько тебе нужно? — с плачем спросила ее какая-то старуха. — Сколько нужно, чтобы ты пощадила нас?
— Сто шестьдесят три человека, — ответила Дени.
Она велела прибить их к деревянным столбам вокруг площади так, чтобы каждый указывал на следующего. Она кипела гневом, отдавая этот приказ, и чувствовала себя, как мстительный дракон. Но после, проезжая мимо умирающих на этих столбах, слыша их стоны и вдыхая запах их нечистот и крови…
Дени хмуро отложила зеркало. Это было справедливым возмездием. Она сделала это ради убитых детей.
Ее приемная, высокий гулкий зал со стенами пурпурного мрамора, помещалась ярусом ниже. Несмотря на пышность помещения, в нем веяло холодом. Прежде здесь стоял трон в виде свирепой гарпии, причудливо изваянный из резного золоченого дерева. Дени, только взглянув на него, сразу приказала порубить его на дрова.
— Я не стану сидеть на коленях у гарпии, — заявила она. С тех пор сиденьем ей служила простая скамья черного дерева, хотя миэринцы и говорили, что королеве это не подобает.
Кровные всадники уже дожидались ее, с серебряными колокольчиками в намасленных косах, обвешанные золотом и драгоценностями, снятыми с мертвых. Богатство Миэрина превосходило всякое воображение. Даже ее наемники казались удовлетворенными, по крайней мере на время. В другом конце зала стоял Серый Червь в простой одежде Безупречного, с остроконечным бронзовым шлемом на руке. Дени надеялась, что может положиться хотя бы на них… и на Бурого Бена Пламма, кряжистого обветренного Бена с проседью в волосах, которого так полюбили ее драконы. И на Даарио, блещущего золотом с ног до головы. Даарио, Бен Пламм, Серый Червь, Ирри, Чхику, Миссандея… Дени смотрела на них и гадала, кто из них предаст ее в следующий раз.
У дракона три головы. Есть где-то на свете двое мужчин, которым она может довериться, — надо только найти их. Это положит конец ее одиночеству. Их будет трое против всего мира, как Эйегон и его сестры.
— Ночь в самом деле прошла так спокойно, как мне показалось? — спросила она.
— Похоже, что да, ваше величество, — ответил Бен.
Ей это было приятно. Миэрин подвергся буйному разграблению, как всегда бывает с только что взятыми городами, но после Дени решила положить этому конец. Она объявила, что впредь всех убийц будут вешать, грабителям рубить руки, а насильников кастрировать. Восемь убийц уже качались на стенах, а Безупречные наполнили объемистую корзину руками и мужскими членами, после чего Миэрин обрел покой. Вот только надолго ли?
Над головой у нее жужжала муха. Дени раздраженно отмахнулась, но муха тут же вернулась опять.
— В этом городе слишком много мух.
— Они мне в пиво утром нападали, — хохотнул Бурый Бен. — Я проглотил одну.
— Мухи — месть мертвецов. — Даарио с улыбкой погладил средний зубец своей бороды. — Трупы порождают червей, а черви — мух.
— Значит, пора избавиться от трупов. Начнем с тех, что на площади. Займись этим, Серый Червь.