Белобородый склонил голову.
— Я не хотел обидеть ваше величество.
— Меня может обидеть только ложь, но не честный совет. — Дени погладила сморщенную, в старческих пятнах руку Арстана. — У меня драконий нрав, только и всего. Пусть это тебя не пугает.
— Постараюсь запомнить, — улыбнулся Арстан.
У него хорошее лицо, и в нем чувствуется большая сила. Дени не понимала, почему сир Джорах относится к старику с таким недоверием. Быть может, он ревнует из-за того, что у нее теперь появился другой собеседник? Мысли Дени помимо ее воли вернулись к той ночи на «Балерионе», когда рыцарь-изгнанник поцеловал ее. Он не должен был этого делать. Он втрое старше меня, слишком низкого для меня рода, и я не давала ему на это позволения. Ни один истинный рыцарь не должен целовать королеву без ее разрешения. С тех пор Дени стала заботиться о том, чтобы никогда не оставаться наедине с сиром Джорахом. На корабле при ней всегда находится кто-то — служанка или один из кровных всадников. По глазам рыцаря Дени видела, что он жаждет новых поцелуев.
Дени не могла сказать, чего хочет она сама, но поцелуй Джораха пробудил в ней что-то, накрепко уснувшее после смерти кхала Дрого. Лежа на своей узкой койке, она представляла, что вместо служанки рядом с ней лежит мужчина, и мысль об этом волновала ее больше, чем следовало. Порой она закрывала глаза и предавалась мечтам, но ее воображаемый любовник никогда не походил на Джораха: он был моложе и красивее, хотя его лицо всегда оставалось в тени.
Однажды, измаявшись этими мечтами и не в силах уснуть, Дени коснулась себя между ног и вздрогнула, ощутив там влагу. Чуть дыша, она стала водить пальцами по своим нижним губам, медленно, чтобы не разбудить спящую рядом Ирри. Потом она нащупала особенно чуткое место и остановилась на нем, теребя его сперва робко, затем все быстрее, но желанное облегчение все не наступало. Драконы закопошились, один из них закричал. Ирри проснулась и увидела, что делает ее госпожа.
У Дени пылали щеки, но в темноте Ирри этого видеть не могла. Служанка молча положила руку ей на грудь, взяла в рот сосок. Другая рука скользнула вдоль легкой выпуклости живота, прокралась сквозь поросль серебристо-золотых волос и стала двигаться между ног Дени. Всего через несколько мгновений бедра Дени напряглись, грудь поднялась, и по всему телу прошла дрожь. У нее — а может быть у Дрогона — вырвался крик. Ирри, все так же молча, свернулась калачиком и в тот же миг уснула опять.
Наутро все это показалось Дени сном, и уж сир Джорах, во всяком случае, не имел к этому никакого отношения. Ей нужен Дрого, ее солнце и звезды. Не Ирри и не сир Джорах, а Дрого. Но Дрого мертв. Она думала, что и чувства ее умерли вместе с ним там, в красной пустыне, но одного предательского поцелуя оказалось довольно, чтобы вернуть их к жизни. Он не должен был меня целовать. Он возомнил себе невесть что, а я это допустила. Это не должно повториться. Дени, сжав губы, решительно тряхнула головой, и колокольчик в ее косе тихо звякнул.
Ближе к заливу город немного похорошел. Вдоль берега стояли кирпичные пирамиды, самая высокая из которых насчитывала четыреста футов. На их широких террасах росли всевозможные деревья, вьющиеся лозы и цветы, и ветер нес оттуда аромат зелени и свежести. Над воротами гавани стояла еще одна гигантская гарпия, уже не из бронзы, а из обожженной красной глины. Она сильно раскрошилась, и ее скорпионий хвост стал совсем куцым. Цепь, свисающая с ее глиняных когтей, совсем проржавела. У воды стало прохладнее, и плеск воды у гниющих свай пристани казался успокаивающим.
Агго помог Дени выйти из носилок. Силач Бельвас сидел на тумбе с большим куском жареного мяса.
— Собачатина, — радостно сообщил он, увидев Дени. — В Астапоре собаки вкусные, маленькая королева. На, попробуй! — И он улыбнулся ей сальными губами.
— Спасибо, Бельвас, но я не хочу. — Дени уже приходилось пробовать собачье мясо, но сейчас у нее из головы не шли Безупречные с их проклятыми щенками. Пройдя мимо громадного евнуха, она поднялась по сходням на «Балерион».
Сир Джорах Мормонт ждал ее на палубе.
— У нас побывали работорговцы, ваше величество, — сказал он, склонив голову в поклоне. — Трое, и при каждом дюжина писцов и столько же рабов для услуг. Эта челядь облазила все наши трюмы и переписала все, что у нас есть. — Он проводил Дени на корму. — Сколько человек они предлагают к продаже?
— Нисколько. — Дени сама не знала, что ее так злит — Мормонт или этот город с его удушливой жарой, зловонием и выкрошенным кирпичом. — Они продают не людей, а евнухов. Евнухов, сложенных из кирпича, как и весь Астапор. Как по-твоему — купить мне восемь тысяч кирпичных евнухов-истуканов с мертвыми глазами, которые убивают грудных младенцев, чтобы получить остроконечную шапку, и душат собственных собак? У них даже имен нет. Не называй их людьми, сир.
— Кхалиси, — молвил он, пораженный ее яростью, — Безупречных отбирают еще в детстве и обучают…
— Я вдоволь наслушалась о том, чему их обучают. — На глазах у Дени выступили непрошеные слезы. Она вскинула руку и ударила сира Джораха по лицу, чтобы не расплакаться.
Мормонт потрогал ушибленную щеку.
— Если я чем-то вызвал неудовольствие моей королевы…
— Да, вызвал — и очень большое неудовольствие, сир. Будь ты моим истинным рыцарем, ты никогда не привез бы меня в этот злой город. — (Будь ты моим истинным рыцарем, ты не посмел бы целовать меня, и смотреть на мою грудь, и…)
— Как вашему величеству будет угодно. Я прикажу капитану Гролео, чтобы он отплыл с вечерним приливом в не столь злое место.
— Нет. — Гролео смотрел на них с полубака, и его матросы тоже. Белобородый, ее кровные всадники, Чхику — все бросили свои дела при звуке пощечины. — Я хочу отплыть не вечером, а прямо сейчас, уплыть подальше и никогда больше не оглядываться — хочу, но не могу. Здесь продаются восемь тысяч кирпичных евнухов, и я должна найти способ купить их. — С этими словами Дени оставила Мормонта и спустилась вниз.
Драконы беспокойно шебаршились за резной дверью капитанской каюты. При виде Дени Дрогон поднял голову и закричал, пуская дым из ноздрей, а Визерион захлопал крыльями и попытался сесть ей на плечо, как делал, когда был поменьше.
— Нет, — сказала Дени, осторожно отпихивая его, — для этого ты стал слишком большой, моя радость. — Однако дракон, обвив кремово-золотистым хвостом ее руку и вцепившись когтями в рукав, не желал уступать, и Дени со смехом плюхнулась в кожаное кресло Гролео.
— Они бесятся с тех самых пор, как ты ушла, кхалиси, — доложила ей Ирри. — Визерион всю дверь ободрал когтями, видишь? А Дрогон чуть не сбежал, когда работорговцы пришли поглядеть на них. Я поймала его за хвост, а он меня укусил. — Служанка показала Дени укушенную руку.
— Не пытался ли кто-нибудь из них дохнуть огнем, чтобы вырваться на волю? — Этого Дени страшилась больше всего.
— Нет, кхалиси. Дрогон, правда, пустил огонь, но в воздух. Работорговцы боялись к нему подходить.