— Вот же Погибель! — Тимми пнул колодезный сруб. — Понятно теперь, чего люди ушли.
— Ушли, да не все, — сказал подоспевший Клоп. — Там два трупа в доме. Старик со старухой. Давно померли, даже волчкам пожрать ничего не осталось.
— Нечего тут ловить, уходим, — скомандовал Маузер и зашагал к самоходу.
Чем дальше отъезжали на север, тем больше Артуру казалось, что он попал в голодный мир своего детства. На пути попались еще две брошенные деревни и одна разграбленная. Людей встретили, только когда повернули на запад. И то — кетчеров.
Зря налетчики сочли самоход легкой добычей. Маузер решил им подыграть: остановился. Бандиты взяли самоход в «клещи» сендерами, расслабились и собрались было вылезти из машин, но по команде Артура по ним был открыт огонь из четырнадцати стволов. Пятеро кетчеров сдохли сразу же, шестой залег за сендером, притих и отстреливаться не пытался — рассчитывал на милость победителей.
Маузер закурил, пару раз затянулся и швырнул самокрутку в сендер с пробитым топливным баком, сопроводив бросок словами: «Ибо нефиг!»
Самокрутка упала точно в лужицу, сендер вспыхнул и зачадил. Бандит, выругавшись, пополз к груде камней. Стрелять никто не стал.
* * *
Чем ближе была Москва, тем больше на пути попадалось ферм, похожих на помойки. Их жители — сплошь грязные, тощие, в обносках, ни одного толстяка Артур не заметил. Стоит подъехать самоходу, они за обрезы хватаются, но едва высунется автоматный ствол — оружие бросают и забиваются в норы.
Артуру стало еще гаже. На ферме бати раньше так же было, и Шакал был тощий — ветром сдувало. А потом пришла Омега. Омега, с которой он, Артур, сейчас борется. Ради чего? Вот она свобода — нищая, голодная, в коросте. Жри — не хочу. Абсолютная свобода губительна: человек не знает, что с ней делать.
Пришлось закрыть лицо ладонями, чтобы не видеть серость и убожество мира, который он хотел защищать. Если бы что-то можно было изменить, Артур ни за что не стал бы дезертировать. Просто предупредил бы Нику, чтоб пару дней в убежище посидела.
Ничего не изменить. Эти глупые оборванцы не поймут, что порядок — благо, будут бунтовать и гибнуть. Если попытаться им объяснить, не поверят же!
— Чего ты скис? — Тимми ткнул Артура в бок локтем.
— Думаю. Куда мы сейчас едем?
— На ферму к моему старому знакомому, одному из Люберецких кормильцев, — ответил Маузер. — Пожрем, помоемся. Да и мне с людьми связаться надо, узнать, как обстановка в сто… в древней столице. Артур, ты в Москве был?
— Не доводилось.
— Эх, провинциал! — вздохнул Маузер и добавил. — Хотя тут, похоже, столицу скоро перенесут на юг, в Омегу.
Артур привык к странностям Маузера, и что такое «столица» спрашивать не стал. Похоже, этот человек жил в Омеге долго, с самого рождения: он странных слов знает гораздо больше, чем Лекс.
— Маузер, — не выдержал Артур, — для тебя Омега — зло или добро?
— Лично для меня — зло, а вот для остальных — не знаю. Война всегда зло, но люди не умеют не воевать.
Друзья Маузера жили в самой настоящей крепости: стена высоченная, как в Цитадели Омега, ров с мазутом, наверху — прожекторы. Маузер велел команде сидеть в самоходе, сам вылез и помахал дозорным:
— Кобылыч, открывай, это Маузер!
— Да шоб меня ползуны засмоктали! — донеслось сверху. — Маузер! Дружище! Мужики, поднимай ворота!
Артур аж рот раскрыл: черная металлическая плита поползла вверх; когда самоход въехал во двор — опустилась. Навстречу Маузеру шагал верзила с лошадиным лицом, по-лошадиному же скалился, обнажая розовые десны и редкие коричневые зубы.
Обнялись, похлопали друг друга по спине. Сбежались охранники. Из окон каменных домов высунулись любопытствующие.
— Маузер!!! Дядька! — завопил светловолосый мальчишка, понесся к гостю, сверкая пятками, и собрался было обнять, повиснуть, но передумал — стыдно стало, большой уже.
— И тебе привет, Майк. — Маузер потрепал мальчишку по макушке. — Читать научился, герой?
Майк подпрыгнул, заметался по двору, раздобыл хворостину и принялся писать в пыли, приговаривая:
— Эм… А… Ма… У… Эс… Ер… Вот. Ма-у-сер!
— Кыш отсюда! Не мешайся! — прикрикнул на него Кобылыч.
Мальчишка отбежал на безопасное расстояние и пропищал:
— Маузер, а сделаешь мне летучего зме-е-ея? — и затанцевал, запрыгал на месте.
— Уйди, я сказал! — топнул Кобылыч. — А то ухи откручу!
— Я не один, — предупредил Маузер, кивнув на автобус. — Мои люди. Фермеры, которые не захотели служить в Омеге. Ребята, выходите.
Кобылыч вмиг посмурнел, смерил взглядом Артура, Курганника, остальных и вздохнул:
— Шо там вообще? На юге?
— Брат, — пробасил Курганник, — попить из колодца можно? А то запрели!
— Пейте, мойтесь… Маузер, ну так шо? Неужели все так погано?
— Типа ты не знаешь.
Артуру безумно хотелось вылить себе на голову ушат воды, но он стерпел, подошел к Кобылычу, представился, пожал его руку и сказал:
— Завтра-послезавтра они будут в Москве.
— Вы сами хоть что-то делаете? — спросил Маузер.
— Ой, пыталися с топливниками договориться, они не хотят ввязываться. Нажиться думают. Мутанты безмозглые. А Москва… Кто ее защищать будет? Нищеброды, башмачники да люберецкие! Но так скоро… дуже быстро! Мы даже собраться не успеем! Нам-то выбора нет: шо так, шо эдак — погибель.
Отчаяние проскользнуло в голосе Кобылыча, и он стал похож на старую загнанную клячу. Майк подобрался к нему, потянул за жилетку:
— Папка… папка, что такое?
— Мы на юге, нам первым погибель, — пробормотал он.
— Я пойду свяжусь по радиоточке с Хамлом, — сказал Маузер. — Пока мы толкуем, прикажи своим людям баньку растопить, а то мы по дороге завонялись. Тощий седой охранник со шрамом поперек щеки тотчас отозвался:
— Сейчас сделаем, обождите! — и поковылял по центральной улице.
Тем временем команда Артура столпилась у колодца. Мужики утолили жажду и, ухая, выливали воду себе на голову. Обгоревшие на солнце лысины облезли, кожа клочьями висела на пробившейся щетине.
— Погодите, — обратился к ним Кобылыч. — Сей- час баньку растопим! — Заметив недоумение на суровых лицах, он уточнил: — Ну, помоетесь! Это Маузер баньку придумал. Вам понравится! Он еще радиоточку смастерил мне и Хамлу. Так-то.
Дезертиры замерли, переглянулись и снова опустили ведро в колодец. Артуру самому хотелось к ним присоединиться, но он понимал, что ему по рангу не положено, и с вожделением ждал обещанную «баньку», хотя не знал, что это такое. Тимми тоже стоял в сторонке и молча завидовал остальным.