— Вы должны.
— Почему?
— Потому что мы велим вам сделать это. Вы можете это сделать.
— Я перечислила, какие альтернативы у вас имеются. А я просто хочу уехать.
— Тогда я вас арестую.
— На каких основаниях?
— За препятствия расследованию. За что-нибудь. Это будет нетрудно.
— Итак, вы пытаетесь шантажировать меня, чтобы вынудить остаться? Да какой же вы офицер полиции?
— Я офицер, который хочет, чтобы убийства были раскрыты.
— Тогда арестуйте меня, — безрассудно заявила я. — Я все равно не буду этого делать.
— Ты слишком слаба, чтобы отправиться в тюрьму, — прошептал Толливер.
Я прислонилась к нему, борясь с ужасной слабостью. Брат обхватил меня руками, и я положила голову ему на грудь. Там я нашла несколько секунд покоя, прежде чем мой мозг снова заработал.
Толливер был прав. Со сломанной рукой, с недолеченным сотрясением мозга я не лучшим образом проведу время в тюрьме даже такого маленького городка, как Доравилл. А если у города общая тюрьма с другими соседними городками, что весьма вероятно, все может быть куда хуже. Поэтому мне придется сделать то, что «они» от меня хотят. Но кто такие «они»? Шериф Рокуэлл имела в виду полицию штата?
Я заставила себя отодвинуться от Толливера. Принимая под фальшивым предлогом его поддержку, я рано или поздно должна буду в этом признаться.
— Тебе надо поесть, — сказал он, и я резко вернулась к реальности.
— Да, — ответила я.
Мне и вправду надо было поесть, и лучше бы, если бы у нас имелось место, где остановиться. Я нуждалась в отдыхе, будет или нет его результатом свежий урожай трупов.
— Что ж, ладно, — кивнула я. — Я собираюсь поесть, а потом мы с вами встретимся.
— Не думайте, что вы сможете выбраться из города незаметно, — заявила шериф.
— Вы мне очень не нравитесь, — отозвалась я.
Шериф опустила глаза. Не знаю, какое выражение лица она хотела спрятать. Возможно, в тот момент она сама не слишком себя любила.
Мы улизнули через заднюю дверь полицейского участка и в конце концов нашли безликий с виду ресторанчик быстрого питания. Было слишком холодно, чтобы есть в машине, и нам пришлось войти внутрь. К счастью, там никто, похоже, не читал газет или все были слишком вежливы, чтобы ко мне приставать. А главное, там не было репортеров.
По крайней мере, я смогла мирно поесть. В ресторанчике подавались такие простые блюда, что Толливеру не пришлось ничего для меня нарезать. Единственное, в чем ему пришлось помочь, — это открыть бутылку кетчупа и сунуть в питье соломинку.
Я ела медленно, потому что после еды мне придется отправляться в проклятый амбар, а мне этого не хотелось.
— Думаю, это просто ужас, — сказала я, съев половину гамбургера. — Не еда, а ситуация.
— Я тоже так думаю. Но не вижу, как можно выбраться из этой ситуации без больших неприятностей, чем принесет нам выполнение того, чего от нас хотят.
Я начала было огрызаться, чтобы напомнить: это мне придется выполнять неприятную задачу, а он будет просто стоять неподалеку, как всегда. К счастью, я захлопнула рот, прежде чем произнесла такие ужасные слова. Меня привело в ужас, как в приступе раздражительности я могла разрушить основу наших взаимоотношений. Сколько раз за неделю я благодарила Бога за то, что Толливер со мной? Сколько раз я чувствовала благодарность, что он рядом и действует как буфер между мной и миром?
— Харпер?
— Что?
— Ты странно на меня смотришь. В чем дело?
— Просто думаю.
— Должно быть, это плохие мысли.
— Да.
— Ты злишься на меня из-за чего-то? Думаешь, я должен был больше спорить с шерифом?
— Вряд ли это что-нибудь дало.
— Я тоже так считаю. Тогда почему у тебя сердитое лицо?
— Я сержусь на себя саму.
— Плохо. Ты же не сделала ничего неправильного.
— Я все время поступаю неправильно, — пытаясь подавить вздох, сказала я.
И если мой голос прозвучал угрюмо, я ничего не могла с этим поделать. Да, я хочу от Толливера больше, чем он может и должен дать, и мне приходится прятать это знание от всех, особенно от него.
Определенно, у меня началась полоса хандры, и чем скорее я из нее выберусь, тем лучше будет жить.
По пути в участок мы позвонили шерифу Рокуэлл, чтобы та могла встретить нас снаружи. Припарковавшись, мы залезли в ее автомобиль.
— Ему необязательно ехать, — кивнула шериф в сторону Толливера.
— Он едет, — заявила я. — Это не обсуждается. Я бы предпочла час беседовать с репортерами, чем отправиться куда-то без него.
Рокуэлл очень внимательно на меня посмотрела. Потом пожала плечами.
— Хорошо. Он поедет с нами.
Выехав с парковки, она сделала поворот так, чтобы проехать перед полицейским участком. Я задумалась, не ищет ли шериф славы за чужой счет, но она избегала прессы. Я вообще не могла ее понять.
Хотя я поела и у меня была передышка, к тому времени, как мы добрались до цели назначения на самый край города, я начала понимать, что мне еще далеко до выздоровления. В пакете из аптеки в нашей машине были болеутоляющие таблетки. Лучше бы я захватила их с собой, хотя, должна признаться, я не приняла бы такой таблетки перед работой. Я не знала, что произойдет, если нарушу процедуру.
Мгновение я развлекалась тем, что представляла возможные последствия, но мое веселье довольно быстро испарилось. Когда шериф Рокуэлл остановила машину, я сидела, прислонившись головой к холодному стеклу окна.
— Вы достаточно хорошо себя чувствуете, чтобы это сделать? — нерешительно спросила она.
— Давайте просто доведем дело до конца.
Толливер помог мне выйти из машины, и мы двинулись к группе людей, стоящих у входа в амбар, который некогда был красным. Он находился не в таком плохом состоянии, как гараж дома у подножия холма, но между досками зияли щели, от краски остались только отдельные полосы, и казалось, что все строение держится лишь благодаря скрепляющей его жестяной крыше.
Я огляделась: вдалеке, спереди участка, виднелся дом. Здание было в куда лучшем состоянии, чем амбар. Значит, кто-то не хотел заниматься фермерством или держать скот, им нужен был лишь дом и, может, небольшой участок вокруг.
Маленькая тесная группа расступилась, и стали видны двое, которые стояли, съежившись, в центре. Один — человек лет сорока, в тяжелом расстегнутом пальто. Невысокий, как Доук Гарланд. Пальто было ему велико. Под верхней одеждой я разглядела белую рубашку к вечернему костюму и галстук. Мужчина стоял, обхватив рукой за плечи мальчика лет двенадцати. Коренастого, с длинными светлыми волосами, более крепко сбитого, чем его отец. Мальчик, похоже, был в шоке и в ожидании чего-то потрясающего.