— Да, слышал. — Томасон несколько раз кивнул. — Он не разговаривает, вообще молчит. Но там не думают, что его жизнь в опасности. Считают, что он поправится. По большей части его молчание объясняется психологическими причинами, а не физическими. То есть его язык и гортань работают нормально. Легкие — тоже. Что ж… Мисс Коннелли, тело находится на Мейн-стрит, в похоронном бюро «Покойся с миром». Я позвоню туда, после того как уйду из больницы, и там вас будут ожидать.
Я склонила голову. Меня не ожидало там ничего приятного, но я и вправду хотела знать, что забрало Ксильду в иной мир. Я была перед ней в большом долгу. И перед Манфредом тоже.
— Как вы думаете, сколько Манфреду придется пробыть в больнице? — поинтересовалась Рейн.
Доктор Томасон, собиравшийся покинуть палату, повернулся, чтобы кинуть на Манфреда оценивающий взгляд.
— Если его состояние не изменится к худшему, не поднимется жар и не появятся симптомы, которые меня насторожат, завтра можно будет его отпустить, — ответил он. — А как насчет вас, юная леди? Вам уже не так больно? — внезапно спросил он меня.
— Мне куда лучше, спасибо, — ответила я.
Барни Симпсон, пытавшийся улучить перерыв в беседе, чтобы уйти, сказал всем:
— Увидимся позже, — и зашагал к двери.
Может, из-за боли, может, из-за потрясений прошедшей недели, но Манфред внезапно спросил:
— Ну, когда свадьба?
В комнате мгновенно воцарилась тишина. Доктор Томасон в спешке покинул палату и оставил Рейн переводить взгляд с сына на меня, с меня на Толливера. Взгляд этот был почти таким же удивленным, какими мы с Толливером себя чувствовали.
Я знала, что Манфред не обрадуется, но не ожидала, что он рассердится. Я велела себе не забывать, сколько потрясений он пережил за последние несколько дней.
— Мы еще не назначили дату, — сказал Толливер.
Это стало еще одним сюрпризом для меня.
Теперь я злилась на всех. Рейн сидела с разинутым ртом, у Манфреда был надутый вид, Толливер не на шутку взъярился.
— Простите, — раздраженно произнесла Рейн. — Я думала, вы брат и сестра. Видимо, я неправильно поняла.
Я сделала глубокий вдох.
— Мы не родственники, но провели подростковые годы в одном доме. — Я пыталась говорить спокойно и ровно. — Теперь, думаю, Манфред устал. Мы пойдем в похоронное бюро. Кажется, доктор сказал, оно называется «Покойся с миром»?
— Да, — ответила Рейн. — Кажется, так.
Она выглядела сбитой с толку, и кто мог бы ее обвинить?
— Не позволяй ему запугать себя, Харпер, — бросил Толливер, когда мы вышли из больницы.
— Думаешь, Манфред произнес слово «свадьба», чтобы меня испугать? — Я засмеялась, но смех мой был невеселым. — У нас все в порядке. Нам не нужно делать поспешных шагов. Мы это знаем. Правильно?
— Правильно, — твердо ответил Толливер. — У нас впереди полно времени.
Я не привыкла к тому, что впереди еще полно времени, поскольку часто имела дело с внезапно скончавшимися людьми. Но сейчас я отогнала эти мысли.
Похоронное бюро находилось в стандартном одноэтажном кирпичном доме, парковка рядом с которым слишком быстро заполнялась. Я побывала в сотнях похоронных бюро, поскольку множество людей до последней минуты не могли принять решение и пригласить меня приехать. Я готова была поставить деньги на то, что это бюро окажется с двумя залами.
И вправду, когда мы вошли в вестибюль, то очутились перед двумя дверями, вдоль стен стояли скамьи, а на столике лежали книги для записи, ожидающие скорбящих. Вывеска на подставке — на ней к черному, похожему на войлок материалу прикалывали временные белые объявления — гласила, что в зале справа находится тело Джеймса О. Барриса. Комната слева была пуста.
Слева и справа от нас тоже были комнаты, в одной из которых сидел владелец похоронного бюро. Вторая, вероятно, была для его совладельца или помощника либо служила маленькой приемной для людей, лишившихся близких.
И вот вышла сама директор похоронного бюро, уютная круглая женщина лет за пятьдесят в опрятном брючном костюме и удобной обуви, ее волосы и скромный макияж радовали глаз.
— Здравствуйте, — произнесла она с мягкой улыбкой, должно быть служившей ей всегдашним подспорьем. — Вы мисс Коннелли?
— Да, это я.
— И вы здесь, чтобы осмотреть останки миссис Бернардо?
— Да.
— Толливер Лэнг, — сказал Толливер, протягивая руку.
— Кледа Хамфри, — ответила та, сердечно пожав ему руку.
Потом женщина провела нас по длинному центральному коридору в заднюю часть дома. Там имелась дверь, которую она отперла, и мы проследовали через стоянку для машин к большому зданию за похоронным бюро. Здание было очень симпатичным с виду, кирпичным, под стать дому, где находилось бюро.
— Миссис Бернардо там, в задней комнате, — сказала женщина, — поскольку хоронить ее будут не здесь. Тех, кого собираются перевозить, мы держим в транзитной комнате.
Оказалось, что «транзитной комнатой» Кледа Хамфри тактично называла рефрижератор. Она открыла блестящую стальную дверь без единого пятнышка, и на нас повеяло холодным воздухом.
На каталке в большом черном пластиковом мешке лежала Ксильда.
— Она все еще в больничной одежде, со всеми тамошними трубками и прочим, пока не будет принято решение о вскрытии, — сказала директор похоронного бюро.
«Черт!» — подумала я.
Лицо Толливера стало очень напряженным.
— По крайней мере, ее душа ушла, — заметила я, и мне захотелось дать себе пощечину, когда я осознала, что говорю вслух.
— Ох, — вздохнула жизнерадостная, уютная женщина. — Вы тоже видите их.
— Да, — ответила я, не на шутку испугавшись.
— Я считала, что я одна такая.
— Не думаю, что нас много, — сказала я. — Это помогает вам в работе?
— Когда они уходят, как и следует уходить, — отозвалась Кледа. — Если я вижу, что душа медлит, я приглашаю пастора, чтобы он помолился. Иногда это срабатывает.
— Мне следует это запомнить, — прошептала я. — Хорошо. Позвольте мне заняться делом.
Я закрыла глаза — это не было необходимым, но помогало — и, чтобы получить как можно лучшее впечатление, положила руку на мешок. Я чувствовала под мешком холодное тело.
«Мне так плохо, я так устала… Где Манфред? Что здесь делает этот человек? Смотрит на меня. Так устала… Спать».
Я распахнула глаза и встретилась взглядом с полными любопытства голубыми глазами директора похоронного бюро.
— Естественная смерть, — констатировала я.
Это не являлось убийством, если кто-то просто стоял и наблюдал. Я не почувствовала, что к Ксильде кто-то прикасался, не почувствовала никаких других контактов. Кто-то, какой-то мужчина, наблюдал за Ксильдой в ее последние моменты, но это вряд ли было удивительным. Это мог быть доктор или медбрат. Невозможно было сказать, кто именно. Однако картинка, которую я увидела, вызывала озноб: кто-то спокойно и бесстрастно наблюдал, как Ксильда умирает. Не оказывал помощи, не вмешивался, ничего.