Реакция патруля всегда была одинакова.
— Вот суки фашисты, их всех перебить надо! — говорили солдаты и сочувственно гладили «медсестричку» по плечу. — Не переживай, тебя вылечат.
Дочь Теренца стала Кристиной Петровной Теренцовой, ей не пришлось привыкать к новому имени, отчество Петровна было почти родным, Петер от Петра почти не отличается, да и фамилия осталась практически прежней, к ней лишь прибавилось новое окончание. Немка не владела русским языком, не знала советских реалий, не понимала, каким образом Алексею удалось поселить ее в небольшом доме, в отдельной квартире.
— Ни о чем не волнуйся, — приказал любимый, — учи русский.
Два года Кристина изображала немую девушку, потерявшую способность говорить и понимать окружающих из-за тяжелого ранения. Потом она заговорила. Акцент легко объяснялся все тем же поврежденным языком. Алексей не бросил немку, он пристроил ее переводчицей в какую-то контору, затем Кристи перешла в издательство.
Петер Теренц дал дочери много дорогих украшений, которые благополучно переехали в Москву. Продавать их сама Кристина опасалась — кольца, колье, браслеты сбывал Алексей. Он жил отдельно от девушки, не женился на ней, но раза два-три в неделю непременно навещал любимую. Кристина вела очень замкнутый образ жизни, подруг не заводила, на мужчин не смотрела, связи с родителями не имела, не знала, живы ли Уна и Петер. Алексей где-то работал, он ни разу не пригласил любовницу к себе домой и вообще ничего о себе не рассказывал. Почему Кристина не догадалась, что у него есть другая женщина, почему не удивлялась его поведению? Она была ему благодарна за вызволение из Германии, где дочь Петера Теренца ждала незавидная судьба, зависела от него, а главное — очень его любила и не теряла надежды когда-нибудь выйти за него замуж.
Потом Кристина забеременела. Сначала она скрывала свое интересное положение от Алексея, но живот начал расти.
Узнав о том, что станет отцом, Алексей не рассердился. Наоборот, он сказал:
— Следует подумать об улучшении жилищных условий. Я попытаюсь организовать новую квартиру, и, конечно, мы поженимся. У тебя ведь остались драгоценности? Их придется продать.
Кристина принесла чемоданчик.
— Здесь все? — усомнился Алексей. — Маловато.
— Я жила на них, — начала оправдываться Кристина, — ты же сам продавал вещи. К сожалению, они сильно упали в цене, в России за ювелирные изделия платят копейки. Помнишь колье из бриллиантов с изумрудами в оправе из платины? Оно принадлежало папиной маме. Отец говорил, что это вещь баснословной цены. Продав его в Германии, можно спокойно жить десять лет, в Москве за него дали сто рублей. А браслет из сапфиров? Брошь с рубинами? Все ушло за незначительные суммы.
— Ты обвиняешь меня в неумении торговать побрякушками? — нахмурился Алексей. — Позволь напомнить, что я не могу открыто сдавать ювелирку, ищу тайные пути. Естественно, вещь удешевляется. Если ты недовольна, можешь сама этим заниматься!
— Нет, нет, — испугалась Кристина, — просто я хотела объяснить, почему не так уж много осталось. Отправляя меня в Россию, отец сказал: «Теперь я спокоен. Ты на попечении Алексея и имеешь при себе состояние, которого хватит и детям, и внукам».
— Петер ничего не знал о России, — вздохнул Алексей, — здесь бриллианты не ценятся. Ладно, забираю остатки твоего приданого. Точно больше ничего нет?
— Папины картины! — воскликнула Кристина, указывая на стены. — Отец говорил: «Продашь в крайнем случае мои работы, с каждым годом они будут дорожать. Живопись со временем лишь прибавляет в цене».
— У Петера было слишком большое самомнение, — поморщился Алексей, — ну да можно попробовать, достань полотна из рам. Это все?
— Еще лиса, — пролепетала Кристина.
— Лиса? — переспросил Алексей. — Не понял.
— У меня на кровати игрушка, — еле слышно ответила Кристи, — мама вручила ее мне в ночь перед отъездом, сказала: «Доченька! Береги мой подарок. Это самое дорогое, что у тебя есть».
— Ты мне никогда о ней не говорила, — насторожился Алексей, — наверное, Уна зашила в нее камни или жемчуг!
— Не похоже, — не согласилась Кристина, — игрушка внутри мягкая. Я долго думала, что имела в виду мама, но лишь недавно поняла: лиса — это память о ней. В этом ее ценность».
— Сейчас поеду решать проблему с жильем, — пообещал Алексей, — а в понедельник отправимся в загс.
— Ты заберешь картины и драгоценности?» — спросила Кристи.
— Пока нет, — отказался жених, — сначала наведу справки, соображу, сколько надо дать взяток, чтобы получить новую жилплощадь.
Проводив Алексея, Кристина открыла чемоданчик и стала перебирать украшения: браслет в виде змеи, усыпанный бриллиантовой крошкой, с глазами-рубинами, длинная нить из бело-черного жемчуга с золотыми вставками, на которых чернел вензель «u», — эту вещь Петер подарил жене Уне на первую годовщину свадьбы, серьги в виде лягушек, колье с сапфирами-каплями, обычный гарнитур из подвесок и кольца-малинки. Последний набор, хоть и содержал много бриллиантов, не выглядел изысканно. Вообще-то таких комплектов было два. Уна рассказывала дочери, что ее отец и Петер, не сговариваясь, подарили дочке и супруге на Рождество идентичные украшения. Один набор Алексей уже продал за шестьдесят рублей, второй вот-вот уйдет, и у Кристи не останется ничего, что будет напоминать ей о родителях. У нее не было даже фотографий из отчего дома.
На следующее утро Кристи поехала в самый центр Москвы, там, в проезде Художественного театра, в двух шагах от Кремля, работала лучшая в Москве фотостудия. Она дождалась своей очереди, вошла в комнату, надела на себя все украшения и попросила: «Сделайте мой портрет в разных ракурсах. Главное, чтобы моя бижутерия оказалась на виду». Если фотограф и понял, что посетительница обвешана дорогостоящими вещами, то виду не подал, нащелкал кадров и пообещал через две недели выполнить заказ.
Вечером в воскресенье Кристи еще раз достала остатки приданого, разложила на кровати, полюбовалась, сложила «алмазный фонд» в чемоданчик и решила о нем забыть. Не стоит плакать о прежних временах. Начинается новая жизнь, она распишется с Алексеем, родит ребенка, все будет хорошо.
Утром около полудня они подошли к дверям загса.
— Черт! — воскликнул Алексей. — В понедельник у них выходной.
Кристи расстроилась, на глаза навернулись слезы. Всем известно, что это плохая примета, если бракосочетание откладывается, когда вы уже приблизились к дому, где должна свершиться церемония. Хуже только потерять обручальное кольцо.
— Спокойно! — сказал Алексей. — Посиди на скамейке в скверике, я решу проблему. Никуда не уходи, даже если я задержусь.
— Ты куда? — прошептала Кристи.
Жених нежно ее обнял.
— Съезжу домой к заведующей загсом, предложу ей денег, и нас распишут.
Кристи устроилась в парке, просидела там больше трех часов, когда вернулся мрачный жених: