— Запомните, сударыня, что вы поедете на бал их высочеств, потому что это ваш долг и потому что я так хочу.

Я ничего не ответила. Да и зачем? Господин ди Верруа подождал, пока мать уедет, затем повернулся ко мне и с небрежным видом спросил:

— Вы и в самом деле не хотите ехать на придворный бал, дорогая графиня? Но почему? Что за фантазия! И что вам мешает?

— Я уже сказала, сударь, — мое здоровье.

— Вы свежи лицом и румяны, сударыня, и никому не докажете, что больны.

— Разве важно, верят этому или нет, если так оно и есть?

— Тем не менее приготовьте туалет, моя мать сумеет заставить вас поехать, даже если придется просить его высочество одолжить карабинеров его полка, чтобы привести вас на бал.

И, развернувшись на каблуках в соответствии с модой, заимствованной всеми молодыми синьорами у принца Гессенского, он оставил меня одну.

Я упорствовала и по-прежнему была безучастна ко всему. А тем временем портные, вышивальщицы и ювелиры сбивались с ног, работая днями и ночами.

Наступил понедельник; ровно через неделю был назначен праздник. С утра у меня побывало не менее десяти дам: все хотели узнать, как я буду одета.

— Платье уже готово, — отвечала я. — Впрочем, я так плохо себя чувствую, что скорее всего не поеду. Даже сегодня вечером, наверное, я не смогу появиться во дворце у госпожи герцогини.

Меня жалели, более или менее искренне одаривали комплиментами. Но все запомнили, что я больна и не поеду ко двору, и повторяли это так часто, что новость распространилась в кругу придворных дам и, разумеется, достигла ушей герцога.

Маркиза ди Пеция, замечавшая все, угадала причину и следствие. Она отошла с Виктором Амедеем в сторону и попыталась добиться от него признания; роль наперсницы всегда была ей по душе, к тому же итальянки видят в любви столько очарования, что, расставшись с ней, думают лишь о том, как найти ее вновь, пусть не для себя, а для других.

Принц ничего не сказал, а только улыбался; большего ей и не надо было.

— Ваша светлость, — добавила она, — я позволю себе дать вам еще один совет. Дама, отказавшаяся от празднеств, может упорствовать, несмотря ни на что. Знаете, что тогда следует сделать?

— Нет, сударыня, научите меня, я люблю учиться.

— Она не будет заниматься никакими приготовлениями, за неделю до праздника запрется у себя; будет говорить, что находится при смерти, пока не придет время выезжать; в этот момент она могла бы уступить уговорам, но драгоценности, платье и все остальное не готовы, и ей придется остаться. Есть способ перехитрить ее, если взяться с умом.

— Но скажите же какой, маркиза! Я жду уже два часа.

— Так вот, ваша светлость, способ простой: наверное, у нее найдется сестра, мать, подруга, которой надо внушить, что бал не может состояться без этой красавицы и нужно убедить ее приехать, но прежде следует без ее ведома заказать блестящее, ослепительное платье, ведь мастерицам известен ее размер; за два часа до бала платье надо послать ей от имени герцогини. В этом случае никаких отговорок просто быть не может, и, даже умирая, дама появится на балу.

— Совет хорош, маркиза.

— Других я вам не даю, ваша светлость.

Герцог выполнил все в точности. За два часа до бала герцогиня-мать прислала ко мне одного из своих пажей и трех слуг; они принесли корзину, в которой на ватной подстилке лежали юбка, корсет и шлейф небесно-голубого цвета, расшитый мелким жемчугом; даже кружева были им усеяны, что придавало платью необыкновенную красоту, — такой роскоши никто до сих пор не видел.

Увидев подарок, свекровь застыла от удивления; затем визгливым голосом бросила в мою сторону:

— Надеюсь, что теперь вы поедете на бал, сударыня!

V

Я растерялась и расстроилась; скажу больше: пришла в ярость. Меня вынуждали, меня победили. Муж смотрел на меня с улыбкой, одну за другой приподнимал жемчужные кисточки, украшавшие мое платье, и с явным удовольствием поигрывал ими.

— Какая красота, сударыня, какая красота! Поистине, госпожа герцогиня одарила вас по-королевски; сразу видно, что вы ее соотечественница и подруга. Оденьтесь поскорее, иначе опоздаете, их высочества выйдут раньше вас.

Я ничего не ответила. Отступать было некуда, надо было подчиниться или совершить героический поступок, например заставить пустить себе кровь; без этого не было никакой возможности избежать бала. Я приняла решение и, повернувшись к г-ну ди Верруа, сказала:

— Сударь, немедленно пошлите за врачом, я очень больна, мне надо пустить кровь прямо сейчас.

Граф расхохотался:

— Врача? Пустить кровь? Скажите это другим, прекрасная графиня! Вы, наверное, держали пари и желаете выиграть. Я не собираюсь помогать вам в подобных безумствах.

— О сударь! — воскликнула я, потеряв терпение. — Проиграю не я, а вы.

— Я? Но как я могу проиграть? Я ведь не заинтересованное лицо, как мне кажется.

Я пожала плечами и отвернулась, ничего не ответив.

— Не будем больше спорить, сударыня, и покончим с этим. Я позову ваших служанок.

— Как вам будет угодно: они помогут мне лечь в постель.

Мы долго препирались, я отбивалась как могла. Наконец, он заставил меня признаться, что существует другая серьезная причина и тут же потребовал, чтобы я назвала ее. Я пыталась отказаться от своих слов, но было уже поздно.

— Теперь, сударыня, я не оставлю вас и не уйду, пока вы все не скажете.

Это была настоящая пытка.

Терпением я не отличалась и в гневе ответила:

— Хорошо, сударь, поскольку вы этого требуете, узнайте же, что происходит. Герцог Савойский соизволил обратить на меня свой взор; он хочет, чтобы я стала его любовницей, и празднества, куда вы так упорно желаете меня отвезти, послужат лишь предварением нашего согласия.

Господин ди Верруа содрогнулся, но очень быстро пришел в себя. Волнение его выдавал лишь еле заметный румянец.

— Вы уверены, сударыня?

— Если бы это было иначе, разве я сказала бы такое, сударь?

— Ответ вполне достойной и порядочной женщины, госпожа графиня; такое благоразумие — настоящая редкость для вашего возраста, и я благодарю вас за это.

— Боже мой! Ведь я люблю вас, сударь, а моя мать учила меня с радостью выполнять данный мною обет. Поэтому хвалить и благодарить меня не за что.

— Да, так говорить может только порядочная женщина, — повторил он, словно не слышал меня, — настолько порядочная, что бояться нечего; можете смело идти навстречу опасности, вы ее преодолеете. Собирайтесь, и поедем на бал.