Войдя в кабинет, он первым делом включил в углу большой и очень мощный компьютер, а вот свет зажигать не стал – просто уселся за стол. Ожидание, как он и предполагал, оказалось недолгим. Прошла, быть может, минута, и внутрь заглянул Витя Гусев. Меньшов даже впотьмах различил, что выражение лица у Утюга было… сложное.
– Антон Андреевич, – начал Витя, – там к вам…
Меньшову дослушивать не понадобилось, он кивнул:
– Пропусти.
Витя убрал голову, и почти сразу через порог шагнул человек, которого Меньшов не видел с лета девяносто второго, с того памятного дня на Канарах, когда этот человек приходил его убивать.
Скунс закрыл за собой дверь и сел в чёрное «компьютерное» кресло возле стола. Короткий серебряный ёжик переливался в тусклом свете, падавшем из окна. Меньшову показалось, что со времени их последней встречи Алексей нисколько не изменился.
– Как? – спросил Скунс, помолчав.
– Плохо, – отозвался Меньшов. – В живот из «ТТ». Много крови потерял. И ожоги… около пятидесяти процентов, бензиновые…
– Вытащить надеются?
Бывшим напарникам незачем было друг перед другом лукавить, и Бешеный Огурец ответил:
– Практически нет. – Подумал и добавил: – Катю, может, поэтому к нему и пустили.
Скунс покачал головой и вытащил из кармана миниатюрный «Псион». Положил рядом сотовый телефон. Достал гибкий кабель и подоткнул один конец к разъёму «Нокии»…
Бешеный Огурец протянул через стол руку и осторожно опустил крышечку, выключая крошку-компьютер. Скунс вскинул голову, и Огурец молча кивнул в угол, где тихонько шуршали на холостом ходу несчётные мегагерцы и гигабайты.
Скунс довольно долго смотрел ему в глаза. Потом сказал:
– Спасибо, Санек.
Сел за клавиатуру электронного чудища, перекинул с «Псиона» какие-то файлы и взялся за работу.
«Дорогой дон Педро! Моё вечное почтение, кабальеро…»
На сей раз послание не будет выписывать в мировой сети звериные петли, хороня следы и скрываясь от возможной погони. Оно кратчайшим путём улетит прямо к южным берегам Карибского моря, в солнечный портовый город на реке Магдалена.
«Приношу тысячу извинений за то, что так долго молчал, и всемерно спешу сообщить, что отныне считаю „Тегу“ Луиса Альберто Арсиньегу де лос Монтероса своим заклятым личным врагом…»
Оно будет запечатано тем двойным нераскрываемым шифром, при виде коего дона Педро, невзирая на обстоятельства, мгновенно извлекут отовсюду.
«Который, несомненно, заслуживает скорейшего избавления от бремени бытия…»
С деловых переговоров. Из-за карточного стола. Из женских объятий…
"Я только решусь попросить вас авансом об одном большом одолжении. Пусть, если угодно, это составит весь мой гонорар за работу. Как я слышал, в ваших благословенных Богом краях добывают Balsamum peruvianum, он же Balsamum indicum nigrum, он же Opobalsamum liquidum. [65] Дело в том, что мой близкий друг получил сегодня ожоги, которые врачи считают смертельными. Я очень хочу спасти этого человека. Скунс". Компьютер стиснул письмо до невидимой плотности, снабдил его маскирующей оболочкой и за долю секунды выстрелил в сеть.
Чтобы добраться в Колумбию, электронному письму даже при самых благоприятных условиях нужно время. Там его расшифруют, прочтут и примут решение. И опять время, потребное, чтобы ответ долетел обратно в заснеженную Россию, в город Санкт-Петербург…
А вот было ли время у Саши Лоскуткова, этого не знали ни Скунс, ни Бешеный Огурец. Они просто сидели и ждали. Их этому не требовалось учить.
Они не разговаривали друг с другом и света по-прежнему не зажигали, только экран компьютера ярко переливался в углу, да в окно (сквозь которое снаружи ничего нельзя было рассмотреть) проникали лучи уличных фонарей. Потом экран погас, экономя энергию и люминофор, и остались лишь фонари. Тогда Скунс вздохнул и со стуком поставил на стол бутылку «Синопской»:
– У тебя сын, говорят… Поздравляю.
– Спасибо.
– Как назвал?
Бешеный Огурец усмехнулся:
– А ты догадайся.
Поднялся, открьи шкаф и вытащил два стакана. Немного помедлил. Убрал стаканы назад. Открыл другой шкаф и откуда-то из глубины извлёк гитару в чехле. Очень, очень давно он не брал её в руки…
Скунс молча наблюдал за ним. Потом скрутил пробку, хлебнул из горлышка и пододвинул бутылку Бешеному Огурцу. Тот тоже глотнул раз или два и принялся подтягивать струны.
Давай я тебя согрею
И кровь оботру со лба.
Послушай, очнись скорее,
Утихла вдали стрельба.
Дождём закипают лужи,
Разбит на двери замок,
И пулю сожрал на ужин
Включавший электроток.
Всё вышло даже красиво,
Ещё помогла гроза,
Все наши остались живы,
Послушай, открой глаза!
Сейчас подоспеют крылья,
Ведь им не помеха дождь.
Мы так за тобой спешили,
Мы знали, что ты нас ждёшь…
Бешеный Огурец пел очень тихо, словно молился. Время от времени он поглядывал на Скунса. Скунс молчал.
Мы скоро взлетаем, слышишь?
Винты в вышине гудят.
Послушай, очнись, дружище,
Не то подведёшь ребят.
Держись! Не твоей породе
Да в пластиковый мешок!
Ты видишь – солнце восходит,
Все кончилось хорошо.
Ты завтра напишешь маме,
Я сам отнесу конверт…
Послушай, останься с нами!
И так довольно потерь.
Ещё впереди дорога
Длиною в целую жизнь…
Родной, потерпи немного!
Держись, братишка. Держись… [69]
На последнем куплете Скунс негромко принялся подпевать, и Бешеному Огурцу показалось, что давнишняя песня стала звучать не так безнадёжно.
Ответ из Колумбии пришёл через три с половиной часа. «Querido amigo! Памятуя о нашей с вами ничем не запятнанной дружбе, я был весьма удивлён, что вы завели какой-то странный разговор об одолжениях и, того хуже, об авансах и гонорарах. Впрочем, amigo, я списываю ваши слова на то несомненно угнетённое состояние, в котором вы, должно быть, сейчас пребываете из-за прискорбного несчастья, постигшего вашего друга, и не сержусь. В любом случае я рад сообщить, что упомянутое вами находится уже в воздухе. Я лишь рискнул присовокупить от себя немного кашалотовой амбры, которую, по утверждению моего семейного доктора, в подобных случаях раньше также настоятельно рекомендовали. Когда вы получите это письмо, моя маленькая посылка, вероятно, успеет проделать немалую часть пути до Нью-Йорка. Там её перенесут на „Конкорд“ и доставят в Европу, а непосредственно к вам переправят частным самолётом из Швеции, прибывающим в ваш город во столько-то по местному времени. Пилота зовут Бенгт Хьялмарссон, и он без промедления вручит груз тому человеку, которого вы за ним пришлёте в аэропорт. Я очень надеюсь, что лекарство попадёт к вашему другу со всей мыслимой скоростью, и смиренно молюсь Пресвятой Деве, чтобы самолёт не задержался в пути из-за каких-нибудь сумасшедших, которым вздумается его захватить. А если уж такому суждено будет случиться, ибо всё в руце Божией, – чтобы на борту снова отыскался некто вроде вас, мой querido amigo… Энрике передаёт вам, кстати, горячий привет. Я неосторожно обмолвился ему о вашем скором прибытии, и он тоже сгорает от нетерпения… С наилучшими пожеланиями – дон Педро».