Увидев, что невозможно отговорить ее от безумства оставить свой дом с его удобствами в ее лета, я счел своей обязанностью сопровождать ее. Мы нашли помещение (какое смогли) в прибрежной гостинице, в которой останавливаются капитаны судов и путешествующие купцы. Я взял на себя заботу пригласить самого лучшего доктора. Безумное предубеждение леди Джэнет против докторов заставило ее оставить эту важную часть хлопот полностью на моих руках.
Бесполезно утомлять вас подробностями о болезни Джулиана.
Горячка проходила своим обыкновенным развитием и чередовалась обычными промежутками бреда и упадка сил, сменявшими друг друга. Последующие события, о которых, к несчастью, необходимо вам рассказать, не оставляют мне другого выбора, как распространиться (как можно короче) о тягостном бреде. В большинстве случаев бред страдающих горячкой людей, как мне рассказали, довольно разнообразен. У Джулиана он ограничивался одним предметом. Он беспрерывно говорил о Мерси Мерик. Он постоянно просил доктора послать за ней, чтоб она ухаживала за ним. День и ночь в голове его была одна эта идея и на губах одно это имя.
Доктора, натурально, расспрашивали об этой отсутствующей особе. Я был принужден прямо рассказать им все обстоятельства (по секрету).
Знаменитый врач, которого я пригласил наблюдать за лечением, поступил прекрасно. Хотя он из низкого сословия, у него, должен сказать, инстинкты джентльмена. Он отлично понял наше деликатное положение и чувствовал всю важность помешать такой женщине, как Мерси Мерик, воспользоваться этим случаем, чтобы проникнуть в комнату больного. Успокоительное лекарство (он позволил мне сказать это) — вот все, что требовалось больному его пациенту. Местный доктор, с другой стороны, молодой человек (очевидно, красный радикал), оказался упрямцем и, соответственно его положению, дерзким даже.
— Мне никакого нет дела до репутации этой женщины и вашего мнения о ней, — сказал он мне. — Я должен только указать вам на самый верный способ, по моему мнению, спасти жизнь больного. Наше искусство уже использовало все свои средства. Пошлите за Мерси Мерик, все равно кто бы она ни была. Есть надежда, особенно если она окажется умной женщиной и хорошей сиделкой, что он удивит вас всех, узнав ее. Только в таком случае выздоровление его вероятно. Если вы будете продолжать не обращать внимания на его просьбы, если вы допустите, чтобы бред продолжался еще сутки, он умрет.
К несчастью, леди Джэнет присутствовала при выражении этого дерзкого мнения у постели больного.
Нужно ли мне говорить вам о последствиях? Когда она должна была выбирать между предложением доктора, получающего от практики пять тысяч в год и ожидающего титула баронета, и советом неизвестного лекаря из восточной части Лондона, врача, не имеющего и пятисот фунтов в год, — нужно ли мне сообщать вам о том, на что решилась ее сиятельство? Вы знаете ее и слишком хорошо поймете, что она тотчас же в третий раз отправилась в приют.
Два часа спустя, даю вам честное слово, что я не преувеличиваю, Мерси Мерик расположилась у постели больного.
Предлогом, разумеется, было то, что она обязана, несмотря на свои собственные соображения, исполнить свой долг, когда доктор объявил, что она может спасти жизнь больного. Вы не удивитесь, услышав, что я сошел со сцены. Доктор последовал моему совету — прописав успокоительное лекарство и будучи грубо оскорблен отказом местного врача дать больному это лекарство. Я вернулся в карете доктора. Он говорил с большим чувством и очень пристойно. Хотя он не высказал определенного мнения, я мог видеть, что он не имел никакой надежды на выздоровление Джулиана.
— Мы в руках провидения, мистер Голмкрофт, — это были его последние слова, когда он высадил меня у дверей дома моей матери.
У меня едва хватает духу продолжать. Если б следовать моим желаниям, я готов бы остановиться здесь.
Позвольте мне, по крайней мере, поскорее дойти до конца. Дня через три я получил первое известие о больном и его сиделке. Леди Джэнет сообщила мне, что он узнал ее. Когда услышал об этом, я заранее уже знал, что будет. Потом сказали, что он набирается сил, а потом, что он вне опасности. Потом леди Джэнет вернулась в Мэбльторн. Я заходил туда неделю тому назад — и слышал, что его перевезли к морю. Я заходил вчера — и получил последнее сведение от ее сиятельства самой. Мое перо почти отказывается это написать. Мерси Мерик согласилась выйти за него замуж!
Оскорбление общества — вот как моя мать и мои сестры смотрят на это, вот как вы будете на это смотреть. Моя мать сама вычеркнула имя Джулиана из своего пригласительного списка. Слуги получили приказание, если он придет, отвечать: «Нет дома».
К несчастью, я слишком уверен, что этот бесславный брак — дело решенное. Леди Джэнет показала мне даже письма — одно от Джулиана, другое от самой Мерси Мерик. Представьте себе, Мерси Мерик переписывается с леди Джэнет Рой, называет ее «моя милая леди Джэнет Рой» и подписывается: «любящая вас»!
У меня не хватило терпения прочесть письма. Джулиан пишет тоном социалиста. По моему мнению, письмо следовало бы показать его епископу. А она играет свою роль так искусно пером, как играла языком.
"Не могу скрыть от себя, что поступаю дурно, соглашаясь… " "Грустные предчувствия наполняют мою душу, когда я думаю, о будущем… " «Я чувствую, что первый презрительный взгляд, брошенный на моего мужа, уничтожит мое счастье, хотя, может быть, не растревожит его» .. "Пока я была в разлуке с ним, я могла преодолевать собственную слабость, я могла покоряться моей тяжелой участи, но как могу я сопротивляться ему после того, как целые недели сидела у его постели? После того, как видела его первую улыбку и слышала его первые слова признания, когда помогала ему медленно возвращаться к жизни? "
Вот таким-то противно-унизительным и пошло-сентиментальным языком изъясняется она на четырех, мелко исписанных страницах! Этого достаточно, чтобы заставить презирать женщин. Слава Богу! Под рукой есть контраст, напоминающий мне о должном уважении к немногим лучшим образцам ее пола. Я чувствую, что моя мать и сестры вдвойне драгоценны для меня теперь. Могу я прибавить к числу утешений, что ценю с не меньшей признательностью преимущество переписываться с вами?
Пока прощайте. Я так жестоко потрясен в самых дорогих моих убеждениях, я так упал духом и так опечален, что не могу писать больше. Желаю вам всего лучшего, любезная мисс Розбери, до свидания!
Искренно преданный вам Орас Голмкрофт. "
Первая выписка
Сегодня месяц, как мы обвенчаны. Я могу сказать только одно: я с радостью опять перенес бы все, что выстрадал, с тем, чтобы прожить опять такой месяц. До сих пор я не знал, что значит счастье. Мало того, я убедил Мерси, что это сделала одна она. Я рассеял все ее неприятные предчувствия. Она принуждена покориться очевидному и сознаться в том, что она может составить счастье моей жизни.