Опавшие листья | Страница: 52

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Прощальный совет доктора, следовавший за оригинальным предложением Руфуса, подействовал на Амелиуса. Он был очень задумчив и молчалив, когда опять сел в карету.

Салли посмотрела на него со смутным страхом. Сердце ее сильно билось от опасения, что она опять сделала или сказала что-нибудь, оскорбившее его.

– Я дурно сделала, что заснула на стуле? – спросила она. Успокоенная на этот счет, она все-таки хотела узнать причину его задумчивости. После долгого колебания и продолжительного раздумья она решила задать другой вопрос.

– Господин выслал меня из комнаты, он сказал вам что-нибудь против меня?

– Господин не сказал ничего дурного о тебе, – ответил Амелиус, – и подал мне надежду, что ты можешь быть счастлива впоследствии.

Она ничего на это не сказала, неопределенные уверения были ей непонятны, она смотрела на Амелиуса с собачьей привязанностью. Вдруг она упала на колени в карете, закрыла лицо руками и тихо заплакала. Удивленный и огорченный Амелиус хотел ее поднять и утешить.

– Нет, – сказала она упрямо, – я чем-то рассердила вас, а вы не хотите мне сказать. Пожалуйста, скажите, что случилось!

– Мое милое дитя, – сказал Амелиус, – я только беспокоился о твоей будущности.

Она быстро взглянула на него.

– Как! Вы уже забыли! – воскликнула она. – Я буду вашей служанкой. – Она вытерла глаза и веселая села подле него. – Вы испугали меня, – сказала она, – и совершенно напрасно. Вы не хотели этого сделать?

Человек старше его решился бы, может быть, разубедить ее, но Амелиус не в состоянии был этого сделать. Он попробовал опять заставить ее рассказать печальную, но такую обыкновенную и ужасную, лишенную всякой поэзии и чувства, историю ее прошлой жизни.

– Нет, – ответила она, инстинктивно поняв производимое ею впечатление. – Я не хочу вас огорчать, а вы были огорчены, когда я рассказывала о ней. Это была вечная жизнь на улицах с большими и маленькими девочками, постоянный голод и холод, и к тому же дурное обращение! Я хочу быть счастливой! Я хочу наслаждаться своим новым платьем. Расскажите мне про себя, почему вы так добры? Я не могу этого понять, несмотря на все свои старания.

Они нескоро вернулись в гостиницу. Амелиус велел ехать в Сити, чтобы сделать необходимые распоряжения в банке.

Возвратясь наконец в гостиницу, он застал своего друга в обществе седой дамы, с оживленным, добродушным лицом, серьезно разговаривавшей с ним. Как только Салли увидела незнакомое лицо, она убежала в спальню и заперлась там. Амелиус, после некоторого колебания вошедший в комнату, был представлен мистрис Пейзон.

– Когда я прочла письмо моего друга, – сказала дама, улыбаясь и показывая на Руфуса, – я решила, что лучше всего самой ответить на него. Я еще не слишком стара, чтобы действовать под влиянием минуты, и очень рада, что так поступила. Я услышала историю, очень меня заинтересовавшую. Мистер Гольденхарт, я уважаю вас и докажу вам это, помогая всем сердцем спасти бедную девочку, которая от меня убежала. Пожалуйста, не извиняйтесь, я убежала бы тоже в ее лета. Мы условились, – продолжала она, взглянув опять на Руфуса, – что я повезу вас обоих в приют сегодня. Если мы сумеем уговорить Салли поехать с нами, то преодолеем одно из главных затруднений. Скажите мне номер ее комнаты. Я хочу попробовать подружиться с ней. Я привыкла к таким бедняжкам и не отчаиваюсь, даже надеюсь, что она придет сюда под руку с ужасной, напугавшей ее дамой.

Двое мужчин остались одни. Амелиус хотел заговорить.

– Молчите, – сказал Руфус, – не высказывайте никакого мнения. Подождите, пока она уговорит Салли и покажет нам рай бедных девушек. Он в Лондонском округе, вот все, что я об нем знаю. Были вы у доктора?

– Господи, что случилось с юношей? Он, кажется, оставил цвет лица в карете. Ему самому, по-видимому, нужна медицинская помощь!

Амелиус объяснил, что не спал ночью, а днем не было времени отдохнуть.

– С утра столько случилось событий, что у меня голова кружится от усталости, – сказал он. Не говоря ни слова, Руфус приготовил лекарство. Все необходимое было на столе, он предложил ему подкрепиться водкой.

– Хотите еще? – сказал американец спустя некоторое время.

Амелиус отказался, он растянулся на диване, а его друг взял газету, чтобы не мешать ему. В первый раз в этот день мог он наконец отдохнуть и подумать. Не прошло и минуты, как он должен был отказаться от отдыха. Он вспомнил о Регине.

– Боже мой! – воскликнул он. – Она ждет меня, а я совсем забыл об этом.

Он посмотрел на часы: было уже пять. – И что мне делать? – спросил он беспомощно.

Руфус отложил газету и, внимательно подумав, посоветовал.

– Мы должны ехать с мистрис Пейзон в приют, – сказал он, – и, вот что я вам скажу, Амелиус, с Салли нельзя шутить: надо скорее ее устроить. На вашем месте я вежливо написал бы мисс Регине и отложил свидание до завтра.

Обыкновенно всякий человек, следовавший совету Руфуса, поступал вполне благоразумно, но произошли события (неизвестные ни Руфусу, ни его другу), благодаря которым совет американца был самым дурным советом, какой только возможно было дать в этом случае. Через два часа Жервей и мистрис Соулер должны были встретиться у дверей трактира.

Единственная возможность защитить мистрис Фарнеби от ужасной интриги, жертвой которой она стала, заключалось в исполнении обещания, данного Амелиусом Регине. Мистрис Фарнеби, всегда по возможности мешавшая им, воспользовалась бы удобным случаем, чтобы поговорить с молодым социалистом о лекции. В продолжение разговора мысль, которая еще не приходила Амелиусу, мысль, что несчастная девушка могла оказаться пропавшей дочерью, возможно пришла бы ему на ум, и заговор был бы разрушен в момент исполнения. Если же он поступит по совету американца, следующая почта принесет мистрис Фарнеби письмо от Жервея с ложными вестями, Амелиус забудет о своих предположениях, когда она скажет ему, что пропавшая дочь найдена, и найдена другим лицом.

Руфус показал на письменные принадлежности, лежавшие на боковом столике. К несчастью, предлог к извинению легко было найти. Недоразумение с хозяйкой принудило Амелиуса выехать в течение часа из квартиры, и он должен был отыскивать себе новое жилье. Записка была написана. Руфус, сидевший ближе к звонку, протянул было руку, чтобы позвонить. Амелиус вдруг остановил его.

– Она будет недовольна, – сказал он. – Я не останусь там долго, через полчаса могу вернуться.

Совесть его была не совсем спокойна. Мысль, что он забыл Регину, как бы это ни было извинительно, мучила его. Руфус не возражал, колебание Амелиуса делало ему есть.

– Если вы должны ехать, друг мой, – сказал он, – поезжайте скорее – мы подождем вас.

Амелиус взял шляпу. Дверь отворилась, когда он подошел к ней, и мистрис Пейзон вошла в комнату, ведя Салли за руку.

– Мы все поедем вместе посмотреть на мое большое семейство в приюте, – сказала добрая старушка. – Мы можем поговорить в карете. До приюта час езды, а я должна быть дома к обеду.