Это очень некрасивые обстоятельства, сударыня, если взглянуть на них с точки зрения последних событий.
Я знаю, что мне следовало остановить его, прежде чем он будет продолжать дальше. Мне следовало сказать ему, что он говорит, не имея представления о свидетельстве невиновности мистера Годфри, выданном ему единственным лицом, чье право тут неоспоримо, поскольку связано с положительным знанием истины. Увы! Искушение довести самого юриста до необходимого сознания своей не правоты было сильнее. Я спросила у него с видом полной невинности, что он подразумевает под «последними событиями».
— Под последними событиями, мисс Клак, я подразумеваю те события, в которых замешаны индусы, — начал мистер Брефф, все более и более беря верх надо мною, по мере того как он продолжал. — Что делают индусы, как только их выпускают из фризинголлской тюрьмы? Они прямо отправляются в Лондон и начинают пристально наблюдать за мистером Люкером. Что говорит мистер Люкер, когда просит защиты у полиции? Он признается, что подозревает одного иностранного работника в своем магазине в сообщничестве с индусами.
Может ли быть более ясное доказательство, что мошенники нашли сообщника между людьми, служащими у мистера Люкера? Очень хорошо. Что следует затем?
Мистер Люкер боится — и весьма основательно — за безопасность драгоценной вещи, которую он взял в залог. Он дает ее тайно (под общим названием, не упомянув, какая это вещь) на сохранение банкиру. Удивительно хитро с его стороны, по индусы тоже удивительно хитры с своей стороны. Они подозревают, что «драгоценная вещь» перенесена с одного места на другое, и они избирают необыкновенно смелый и удачный способ, чтобы проверить свои подозрения. Кого они хватают и обыскивают? Не только мистера Люкера, — что было бы довольно понятно, — но и мистера Годфри Эбльуайта также. Почему?
Объяснение Эбльуайта состоит в том, что индусы будто бы действовали по слепому подозрению, увидя его случайно разговаривающим с мистером Люкером.
Абсурд! Полдюжины других людей говорило с мистером Люкером в это утро.
Почему же индусы не проследили этих людей до их дома и не заманили их в ловушку? Нет, нет! Простой вывод, какой можно сделать из этого, состоит в том, что мистер Эбльуайт имеет какое-то особое отношение к «драгоценной вещи», так же как и мистер Люкер, и что индусы не знали наверное, у кого именно из них была эта драгоценность, так что им больше ничего не оставалось, как обыскать того и другого. Так говорит общественное мнение, мисс Клак, и опровергнуть общественное мнение в данном случае не так-то легко!
Он произнес эти последние слова с такой самоуверенностью, что, — признаюсь к стыду моему, — я не могла устоять от желания заставить его зайти еще дальше, прежде чем поразить его истиной.
— Не берусь спорить с таким искусным юристом, — сказала я, — но справедливо ли будет, сэр, в отношении мистера Эбльуайта пренебречь мнением знаменитого лондонского сыщика, который производил следствие?
Сыщик Кафф не подозревает решительно никого, кроме мисс Вериндер.
— Вы хотите сказать мне, мисс Клак, что вы согласны с сыщиком?
— Я не осуждаю никого, сэр, и не выражаю никакого мнения.
— А я делаю и то, и другое, сударыня. Я считаю, что сыщик был совершенно не прав, и выражаю свое мнение, состоящее в том, что если бы он знал характер Рэчель так, как знаю я, он подозревал бы в доме каждого, прежде чем стал подозревать ее. Я согласен, что она имеет свои недостатки, — она скрытна, самовольна, странна, причудлива и совсем не похожа на других девушек ее лет. Но она тверда, как сталь, великодушна и благородна даже сверх меры. Если б самые явные улики на свете указывали на одно, и ничего, кроме честного слова Рэчель, не указывало бы на другое, я отдал бы предпочтение ее слову перед уликами, несмотря на то, что я стряпчий! Это сильно сказано, мисс Клак, но я думаю то, что говорю.
— Не угодно ли вам пояснить значение ваших слов, мистер Брефф, так, чтобы я была уверена, что понимаю вас. Предположите, что вы нашли мисс Вериндер, совершенно непонятно заинтересованной тем, что случилось с мистером Эбльуайтом и мистером Люкером. Предположите, что она задала самые странные вопросы об ужасной клевете на мистера Эбльуайта и обнаружила самое непреодолимое волнение, когда узнала, какой оборот принимает эта клевета.
— Предполагайте, что хотите, мисс Клак, это не поколеблет моего доверия к мисс Вериндер ни на волос.
— Вы, значит, считаете, что на нее можно решительно положиться?
— Решительно.
— Так позвольте же мне сообщить вам, мистер Брефф, что мистер Годфри Эбльуайт был в этом доме два часа назад и что его совершенная невиновность во всем, что касается исчезновения Лунного камня, была провозглашена самой мисс Вериндер в самых сильных выражениях, какие я когда-либо слышала от молодой девушки.
Я насладилась торжеством, — боюсь, что это было торжество греховное, — видя, как совершенно подавлен и поражен моими простыми словами мистер Брефф. Он вскочил и молча вытаращил на меня глаза. Я невозмутимо осталась на своем месте и рассказала ему всю сцену именно так, как она произошла.
— Что вы теперь скажете о мистере Эбльуайте? — спросила я с чрезвычайной кротостью по окончании рассказа.
— Если Рэчель засвидетельствовала его невиновность, мисс Клак, я без колебания скажу, что верю в его невиновность так же твердо, как верите вы.
Меня, как и многих других, обманули внешние факты, и я заглажу это как и где могу, публично опровергая клевету, преследующую вашего друга, повсюду, где я ее услышу. А пока позвольте мне поздравить вас с тем мастерством, с каким вы открыли полный огонь вашей батареи в ту минуту, когда я менее всего это ожидал. Вы сделали бы много замечательного в моей профессии, если б родились мужчиной.
С этими словами он отвернулся от меня и стал раздраженно ходить взад и вперед по комнате.
Я видела ясно, что новый свет, в котором я представила ему этот предмет, чрезвычайно удивил и встревожил его. Отдельные слова, срывавшиеся с его губ, по мере того как он все более и более погружался в свои мысли, объяснили мне, с какой ужасной точки зрения смотрел он до сих пор на тайну пропажи Лунного камня. Он не стеснялся подозревать милого мистера Годфри в гнусном похищении алмаза и приписывать поведение Рэчель великодушному желанию скрыть его преступление. По собственному свидетельству мисс Вериндер — авторитета неопровержимого, как вам известно, по мнению мистера Бреффа, — это объяснение теперь оказалось совершенно ошибочным.
Недоумение, в которое впал этот высокий юридический авторитет, было так сильно, что он совершенно не в силах был скрыть его от меня.
— Вот так казус! — услышала я, как он пробормотал, остановившись в своей прогулке у окна и барабаня пальцами по стеклу, — это никак не подходит под объяснение, это превосходит всякое предположение!
В его словах не заключалось ничего, требовавшего ответа с моей стороны, — и все ж я ответила ему.