Сказав эти слова, Гаубери возвратил рукопись Мидуинтеру с безжалостной вежливостью победителя.
— Удивительно, ни одного пункта не пропущено с начала до конца! Клянусь Юпитером! — вскричал Аллэн с благоговением неведения. — Какая вещь — наука!
— Ни одного пункта не пропущено, как сказали вы, — самодовольно заметил доктор, — а между тем я сомневаюсь, удалось ли нам убедить вашего друга.
— Вы не убедили меня, — сказал Мидуинтер, — но я все-таки не беру на себя смелости уверять, что вы ошибаетесь.
Он говорил спокойно, почти грустно. Страшное убеждение в сверхъестественной причине сновидения, убеждение, от которого он старался освободиться, опять овладело им. Весь его интерес к аргументам доктора истощился, вся его чувствительность к реальности и доказательности этих аргументов пропала. Если бы дело шло о другом человеке, Гаубери смягчила бы такая уступка, какую теперь его противник делал ему, но он так искренно ненавидел Мидуинтера, что не мог оставить его спокойно пользоваться своим собственным мнением.
— Вы соглашаетесь, — спросил доктор еще задорнее прежнего, — что я проследил каждое событие в сновидении до соответствующего ему впечатления наяву на воображение мистера Армадэля?
— Я не имею желания отрицать, что вы-то сделали, — покорно сказал Мидуинтер.
— Я сличил тени с их живыми оригиналами?
— Вы сличили их к полному удовлетворению моего друга и собственному вашему, но не к моему.
— Не к вашему? А вы можете сличить их?
— Нет, я могу только ждать, пока живые оригиналы обнаружатся в будущем.
— Вы говорите как оракул, мистер Мидуинтер! А теперь вы имеете какое-нибудь понятие о том, кто эти живые оригиналы?
— Имею. Я думаю, что наступающие события обнаружат, что оригиналом тени женщины будет одна особа, с которой друг мой еще не встречался, а оригиналом тени мужчины буду я сам.
Аллэн хотел что-то сказать, доктор остановил его.
— Поймем друг друга яснее, — сказал он Мидуинтеру. — Оставим пока в стороне вопрос о вас самих и позвольте мне спросить: каким образом оригинал тени, не имеющей никаких отличительных признаков, можно отыскать в живой женщине, которую ваш друг еще не знает?
Румянец выступил на лине Мидуинтера. Он начинал чувствовать, что логика доктора сражала его беспощадно.
— Ландшафт в сновидении имеет отличительные признаки, — отвечал он, — и в этом ландшафте живая женщина явится, когда ее увидят в первый раз.
— То же самое случится, я полагаю, — продолжал доктор, — с мужской тенью, в которой вы настойчиво видите самого себя. В будущем вы будете соединены со статуей, разбитой в присутствии вашего друга, с длинным окном, выходящим в сад, и с проливным дождем, который будет бить в стекла. Вы говорите это?
— Говорю.
— Таким образом, я полагаю, объясняете вы и следующее видение. Вы и таинственная женщина будете стоять вдвоем в каком-нибудь неизвестном месте и подадите мистеру Армадэлю какую-то жидкость, тоже еще неизвестную, от которой ему сделается дурно. Вы серьезно мне скажете, что вы верите этому?
— Я серьезно вам говорю, что я этому верю.
— И по вашему мнению, когда это сновидение сбудется наяву, то счастье или жизнь мистера Армадэля подвергнется опасности.
— Я в этом твердо убежден.
Доктор встал, отложил в сторону свой скальпель, подумал с минуту и опять его взял.
— Один, последний вопрос, — сказал он. — Имеете вы какие-нибудь причины, чтоб объяснить, почему вы принимаете такой мистический взгляд, когда перед вами лежит неопровержимо рациональное объяснение сновидения?
— Никаких причин, — отвечал Мидуинтер, — которые я мог бы объяснить вам или вашему другу.
Доктор посмотрел на свои часы с видом человека, который вдруг вспомнил, что он понапрасну теряет время.
— У нас различные взгляды, — сказал он. — И если мы будем говорить до преставления света, мы все-таки не согласимся между собой. Извините меня, если я оставлю вас. Гораздо позже, нежели я думал. Мои утренние больные меня ждут в аптеке. Я убедил вас, мистер Армадэль, так что время, которое я убил на это рассуждение, еще не совсем потеряно. Пожалуйста, оставайтесь здесь и курите сигары, а я менее чем через час буду к вашим услугам.
Он дружески кивнул Аллэну, церемонно поклонился Мидуинтеру и вышел из комнаты. Тотчас по уходе доктора, Аллэн встал со своего места и обратился к своему другу с той непреодолимой задушевностью в обращении, которая всегда находила путь к сочувствию Мидуинтера, с самого первого Дня, когда они встретились в сомерсетширской гостинице.
— Теперь, когда состязание между вами и доктором кончилось, — сказал Аллэн, — я со своей стороны скажу два слова: сделаете ли вы для меня то, что не хотите сделать для себя?
Лицо Мидуинтера внезапно просветлело.
— Я сделаю все, о чем вы меня попросите, — сказал он.
— Очень хорошо. Согласны вы с этой минуты никогда не упоминать в нашем разговоре об этом сне?
— Хорошо, если вы этого желаете.
— Сделаете ли вы еще более — согласитесь ли перестать думать об этом сне?
— Это будет трудно, Аллэн, но я постараюсь.
— Вот это хорошо! Теперь дайте мне этот листок бумажки, и разорвем его.
Он хотел вырвать рукопись из рук своего друга, но Мидуинтер был проворнее его и отдернул руку.
— Дайте! Дайте! — упрашивал Аллэн. — Я непременно хочу раскурить свою сигару этой бумагой.
Мидуинтер мучительно колебался, тяжело было сопротивляться Аллэну, но он сопротивлялся.
— Я подожду, — сказал он, — и пока еще не дам вам закурить вашу сигару этой бумагой.
— Сколько? До завтра?
— Дольше.
— Пока мы уедем с острова Мэн?
— Дольше.
— Черт побери! Дайте мне ясный ответ на простой вопрос: сколько времени хотите вы ждать?
Мидуинтер заботливо положил бумагу в свою записную книжку.
— Я подожду, пока мы приедем в Торп-Эмброз.
КНИГА ТРЕТЬЯ
1. "От Озайяза Мидуинтера к мистеру Броку
Торп-Эмброз.
Июня 15, 1851
Любезный мистер Брок, только час тому назад приехали мы сюда, когда слуги уже запирали дом на ночь. Аллэн лег в постель, устав от продолжительного путешествия, и оставил меня в комнате, называемой библиотекой, рассказать вам историю нашего путешествия в Норфольк. Привыкнув более его к усталости всякого рода, я могу, не смыкая глаз от дремоты, написать письмо, хотя часы на камине показывают полночь и мы ехали с десяти часов утра.