«Что ни говорили бы они обо мне, а уж не скажут, что я их боюсь».
Разгоряченный этой мыслью, он схватил шляпу и перчатки и торопливо вышел из комнаты, встретив Мидуинтера в коридоре с письмом нотариуса в руках.
— Не унывайте! — вскричал Аллэн, увидев беспокойство на лице своего друга и тотчас перетолковав его. — Если на помощь Дарча нельзя рассчитывать, Педгифт может нам помочь.
— Любезный Аллэн, я думал не об этом, а о письме мистера Дарча. Я не защищаю этого сердитого господина, то я боюсь, что мы должны согласиться, что он имеет некоторую причину жаловаться. Пожалуйста, не давайте ему другую возможность обвинять вас. Где ваш ответ на его письмо?
— Отправлен! — отвечал Аллэн. — Я всегда кую железо, пока оно горячо. Что слово, то удар — вот моя манера. Пожалуйста, мой милый, не тревожьтесь насчет управительских книг и дня арендной платы. Вот связка ключей, которую отдали мне вчера. Один из них отпирает комнату, где лежат книги управителя. Подите и прочтите их, пока я ворочусь. Даю вам честное слово, что я все устрою с Педгифтом прежде, чем вы меня увидите.
— Постойте, — перебил Мидуинтер, решительно останавливая его, когда он хотел сесть в коляску. — Я ничего не говорю против того, что мистер Педгифт, может быть, достоин вашего доверия, потому что я не знаю ничего, что оправдывало бы мое недоверие к нему, но он не очень деликатно рекомендовал себя и не упомянул, что он знает о недружелюбном расположении к вам мистера Дарча. Подождите немного, прежде чем вы обратитесь к этому незнакомому для вас человеку, подождите, пока мы переговорим об этом сегодня.
— Подождать! — возразил Аллэн. — Разве я вам не говорил, что я кую железо, пока оно горячо? Положитесь на мою наблюдательность. Я рассмотрю Педгифта насквозь и буду поступать, соображаясь с этим. Не задерживайте меня дольше, ради Бога. Я нахожусь в прекрасном расположении поддразнить местных дворян, и, если не поеду тотчас, я боюсь, что жар мой остынет.
С этой превосходной причиной для торопливости Аллэн поспешил сесть в коляску, и, прежде чем можно было остановить его, он уже уехал.
Лицо Мидуинтера омрачилось, когда коляска скрылась из виду.
Я сделал все, что мог, — сказал он, поворачивая к дому. — Если бы сам мистер Брок был здесь, и он не мог бы сделать больше.
Он посмотрел на связку ключей, которую Аллэн сунул ему в руку, и внезапно желание рассмотреть книги управителя овладело его чувствительной и заботливой натурой. Спросив дорогу в комнату, в которой были положены все управительские книги и бумаги, после того как коттедж был отдан внаймы, Мидуинтер сел за письменный стол и попробовал, может ли он разобрать все дела, относящиеся к Торп-Эмброзскому поместью. Результат показал ему, как велико было его неведение. Контракты, планы и даже корреспонденция показались ему написанными на неизвестном языке. Воспоминания его невольно с горечью обратились к двум годам уединенных занятий в лавке книгопродавца.
«Если бы я тогда научился делу, — думал он, — если бы я тогда знал, что общество поэтов и философов слишком высоко для такого бродяги, как я!»
Он сел в передней, и безмолвие ее тяжело ложилось на его приунывшую душу. Красота комнаты раздражала его, как оскорбление гордого богача.
— Да будет проклято это место! — сказал он, схватив свою шляпу и палку. — Мне нравится голая гора, на которой я, бывало, спал, лучше, чем этот дом.
Он нетерпеливо спустился с лестницы и остановился на порожке, соображая, с которой стороны ему надо выйти из парка. Если он пойдет по той дороге, по которой поехала коляска, он рискует помешать Аллэну, случайно встретившись с ним в городе. Если он выйдет в задние ворота, он знал свой характер слишком хорошо для того, чтобы сомневаться, что не пройдет мимо комнаты, виденной Аллэном во сне, не войдя в нее опять. Но оставалась еще одна дорога, по которой он пошел, а потом вернулся утром. Теперь нечего было бояться помешать Аллэну и дочери майора. Без дальнейшей нерешительности Мидуинтер отправился по саду осмотреть открытую местность с этой стороны поместья.
Расстроенная происшествием этого дня, душа его была полна того язвительного и жестокого противодействия к неизбежной самоуверенности богатства, о котором так горячо мечтают счастливые и состоятельные и которое так горько знакомо несчастным бедным.
«Колокольчики не стоят ничего, — думал он, презрительно смотря на редкие и прелестные цветы, окружавшие его, — а маргаритки и ранункулы так же блестящи, как и самые лучшие из вас».
Он шел мимо искусно проведенных овалов и квадратов итальянского сада с равнодушием к симметрии и замысловатости их рисунка.
— Сколько фунтов стоили вы? — сказал он, презрительно оглядываясь на цветники, пройденные им.
Он вошел в кустарник, прошел зверинец и сельский мостик и дошел до коттеджа майора. Его находчивый ум сделал такое справедливое заключение при первом взгляде на этот коттедж. Он остановился перед калиткой взглянуть на красивый домик, который никогда не был бы пуст и никогда не отдан внаймы, если бы не намерение Аллэна заставить своего друга занять место управителя.
Летний день был жарок, летний воздух был тих. В верхнем и нижнем этажах окна были открыты. Из одного из них в верхнем этаже раздавались голоса в тишине, царствовавшей в парке, когда Мидуинтер остановился с наружной стороны садового забора. Женский голос, жесткий и пронзительный, сердито жаловался. Голос, в котором исчезла вся свежесть, вся мелодичность и осталась только жесткая сила, раздавался громче всех. К нему время от времени примешивались более глубокие и спокойные, успокоительные и сострадательные тоны голоса мужского. Хотя расстояние было слишком велико, для того чтобы Мидуинтер мог расслышать слова, но он почувствовал неприличие оставаться так близко и пошел продолжать свою прогулку. В ту же минуту лицо молодой девушки (в ней легко можно было узнать мисс Мильрой по описанию Аллэна) показалось в открытом окне. Выражение светлого и юного личика, так мило улыбавшегося Аллэну, было утомленным и унылым. Рассеянно посмотрев в парк, она вдруг обернулась в комнату — по-видимому, ее внимание было привлечено какими-то словами — и воскликнула с негодованием:
— О мама, мама, как вы можете говорить подобные вещи!
Эти слова долетели до ушей Мидуинтера, и он поспешно удалился, прежде чем мог услышать более, но ему суждено было узнать подробнее домашнее положение майора Мильроя. Когда Мидуинтер повернул за угол садового забора, мальчик из лавки подавал сверток служанке.
— Ну, какова ваша барыня сегодня? — спросил мальчик с бесстыдством своего сословия.
Служанка подняла руку, чтобы дать ему пощечину.
— Какова барыня! — повторила она, сердито качая головой, когда мальчик убежал. — Если бы Богу было угодно прибрать барыню, то всем в доме было бы хорошо.
Когда Аллэн с энтузиазмом описывал обитателей коттеджа своему другу, такой зловещей тени не было на светлой картине домашнего счастья. Было ясно, что тайна жильцов еще скрыта от хозяина. Через пять минут Мидуинтер дошел до калитки парка.