— Не презирайте меня, — отвечал Мидуинтер. — У меня не хватило мужества.

— Не хватило мужества? — повторил Аллэн.

Он помолчал с минуту.

— О! Я знаю, — продолжал он весело, положив руку на плечо Мидуинтера, — вы все еще дичитесь Мильросв. Какие пустяки, когда я сам сказал вам, что в коттедже с вами помирились.

— Я не думал, Аллэн, о ваших друзьях в коттедже. Дело в том, что я сам не свой сегодня, я нездоров и расстроен нервами, безделица пугает меня.

Он остановился и задрожал от тревожной проницательности взгляда Аллэна.

— Если вы хотите знать, — сказал он вдруг — ужас той ночи на корабле опять овладел мною, в голове моей страшное смятение, в сердце страшная тоска. Я боюсь, как бы с вами не случилось чего-нибудь, если мы не расстанемся, пока не пройдет этот день. Я не могу нарушить обещания, данного вам. Ради Бога, освободите меня от него и отпустите назад.

Отговаривать Мидуинтера в эту минуту было совершенно бесполезно. Аллэн исполнил его прихоть.

— Выйдем из этого темного и душного места, — сказал Аллэн, — и мы поговорим. Вода и открытое небо в десяти шагах от нас. Я ненавижу лес вечером, даже на меня он наводит ужас. Вы чересчур заработались над управительскими книгами. Пойдемте и вздохните свободно на открытом воздухе Мидуинтер подумал с минуту и вдруг покорился.

— Вы правы, — сказал он, — а я по обыкновению не прав. Я теряю время и расстраиваю вас без всякой надобности. Какая глупость просить вас отпустить меня? Положим, вы сказали бы «да»?

— Ну? — спросил Аллэн.

— Ну, — повторил Мидуинтер, — а что-нибудь остановило бы меня с первого шага, вот и все. Пойдемте.

Они пошли молча к Миру. При последнем повороте тропинки сигара Аллэна погасла. Потом он остановился опять зажечь ее, Мидуинтер пошел "перед и первый вышел на открытую местность. Аллэн только что зажег спичку, когда, к удивлению его, друг его вернулся к нему. Света было довольно, чтобы показывать предметы яснее в этой части плантации. Спичка выпала из руки Аллэна, когда Мидуинтер подошел к нему.

— Великий Боже! — вскричал он, отступая назад. — У вас такой вид, какой был на корабле!

Мидуинтер молча поднял руку. Он заговорил, дико устремив глаза на лицо Аллэна и приложившись своими белыми губами к его уху.

— Вы помните, какой я имел вид, — отвечал он шепотом, — а помните ли, что я сказал, когда вы и доктор разговаривали о сне?

— Я забыл этот сон, — сказал Аллэн.

Когда он дал этот ответ, Мидуинтер взял его за руку и повел к повороту тропинки.

— Теперь помните? — спросил он указывая на Мир.

Солнце закатывалось на безоблачном западном небе.

Вода Мира была окрашена пурпуром погасающего света. Открытая местность расстилалась направо и налево, уже покрытая печальной темнотой. На ближайшем краю озера, где прежде всего было пустынно, стояла теперь прямо против заходящего солнца фигура женщины.

Оба Армадэля стояли молча и смотрели на одинокую фигуру и на печальный вид.

Мидуинтер заговорил первый:

— Ваши собственные глаза это видели, теперь посмотрите на ваши собственные слова.

Он подал Аллэну описание сновидения, указывая пальцем на строчки, в которых рассказывалось первое видение. Голос его все понижался, когда он повторил слова:

— "Мне показалось, что я остался один в темноте. Я ждал.

Темнота раскрылась и показала мне видение, как в картине: широкий, уединенный пруд, окруженный открытой местностью. Над дальним краем пруда я увидел безоблачное западное небо, покрасневшее от заходящего солнца.

На ближнем краю пруда стояла тень женщины".

Он замолчал, опустил руку, державшую рукопись. Другая рука указывала на одинокую фигуру, стоявшую спиною к ним, напротив заходящего солнца.

— Тут стоит живая женщина вместо тени, — сказал он. — Это первое предостережение сна вам и мне! Пусть в будущий раз мы будем стоять вместе, а вторая фигура, которая будет стоять вместо тени, будет моя.

Даже Аллэна заставило молчать странное убеждение, С которым он говорил.

Во время наступившего молчания женская фигура двинулась и медленно пошла по берегу. Аллэн вышел из-за деревьев, и первый предмет, представившийся его глазам, был кабриолет из Торп-Эмброза. Он обернулся к Мидуинтеру, засмеявшись с облегчением.

— Какого вздора наговорили вы! — сказал он. — И какой вздор слушал я! Это гувернантка наконец!

Мидуинтер не отвечал. Аллэн взял его за руку и хотел вести. Он вдруг вырвался и схватил Аллэна обеими руками, не пуская его к женской фигуре у озера, как он не пускал его в каюту корабля. Опять усилие было напрасно, опять Аллэн вырвался так же легко, как и в первый раз.

— Один из нас должен поговорить с ней, — сказал он. — И если вы не хотите, то заговорю я.

Только что он сделал несколько шагов к озеру, как услыхал или ему послышался голос, слабо сказавший ему вслед раз, один только раз, слово «прощайте». Он остановился с чувством тревожного удивления и оглянулся.

— Это вы, Мидуинтер? — спросил он.

Ответа не было. Поколебавшись еще с минуту, Аллэн вернулся к плантации. Мидуинтер ушел. Аллэн оглянулся на озеро, не зная при этом новом непредвиденном случае, что ему делать. Одинокая фигура переменила между тем направление своей прогулки. Она повернулась и шла к деревьям. Она, очевидно, или увидела, или услышала Аллэна. Невозможно было оставить женщину одну в таком неприятном положении и в таком уединенном месте. Во второй раз Аллэн вышел из деревьев навстречу ей.

Когда он подошел так близко, что мог увидеть ее лицо, он остановился в непреодолимом удивлении. Ее красота, когда она, улыбаясь, посмотрела на него вопросительно заставила его остановиться и слова замереть на губах. Им овладело сомнение: гувернантка ли это?

Он опомнился и, сделав несколько шагов вперед, назвал свое имя.

— Могу я спросить, прибавил он, — не имею ли я удовольствие?..

Дама свободно и любезно докончила его вопрос.

— Гувернантка дочери майора Мильроя, — сказала она, — мисс Гуильт.

Глава X. ПРЕДЧУВСТВИЕ СЛУЖАНКИ

Между тем в Торп-Эмброзе все было тихо и спокойно. В холле было пустынно, в комнатах темно. В ожидании часа вечерней трапезы слуги собрались в саду за домом и, скучая, поглядывали на ясное небо и восходящую луну. Все соглашались, что мало было надежды на возвращение компании с пикника до наступления ночи. Высказанное таким высоким авторитетом, как повар, и принятое всеми мнение заключалось в том, что все они могут спокойно сесть и поужинать, нисколько не опасаясь, что трапеза будет прервана звонком. Придя к этому заключению, слуги собрались вокруг стола, и именно в тот момент, когда все уселись, зазвонил звонок.