— Я сам принесу завтра моё поручение, — сказал он. — Я должен видеть её, прежде чем она оставит ваш дом.
Доктор проводил своего пациента на улицу.
— Не надо ли проводить вас домой? — сказал он ласково. — Вам лучше не идти пешком, если это далеко. Вам нельзя утомляться, вам нельзя простужаться в эту холодную ночь.
Мидуинтер взял его за руку и тепло поблагодарил.
Оставшись один, Мидуинтер остановился и молча посмотрел на небо. Небо прояснилось, сияли звёзды — те звезды, которые он в первый раз научился узнавать от своего цыгана-хозяина на горе. В первый раз мысли его с сожалением вернулись к детским дням.
«О, моя прежняя жизнь, — подумал он с тоской. — Я не знал до сих пор, как счастлива была моя прежняя жизнь!»
Мидуинтер опомнился и пошёл в сторону открытой местности. Лицо его омрачилось, когда обжитые улицы остались позади. Он шёл навстречу уединению и темноте, которые простирались перед ним.
— Сегодня она отреклась от своего мужа, — сказал он. — Завтра она узнает своего властелина.
Кэб ждал у дверей, когда мисс Гуильт подошла к лечебнице. Бэшуд вышел её встретить, она взяла его под руку и отвела на несколько шагов, так, чтобы не слышал извозчик.
— Думайте обо мне, что хотите, — сказала она, не поднимая с лица густой чёрной вуали, — но не говорите со мною сегодня. Поезжайте назад в вашу гостиницу, действуйте так, как будто не случилось ничего. Встречайте, по обыкновению, поезд завтра, а потом приезжайте ко мне в лечебницу. Поезжайте, не говоря ни слова, и я поверю, что на свете есть один человек, который истинно любит меня. Если же вы останетесь и будете задавать вопросы, я прощусь с вами тотчас и навсегда.
Она указала на кэб. Ещё через минуту кэб отъехал от лечебницы и повёз Бэшуда в гостиницу. Она открыла железную калитку и медленно подошла к двери дома. Дрожь пробежала по её телу, когда она позвонила в колокольчик. Мисс Гуильт горько засмеялась.
— Опять дрожу! — сказала она себе. — Кто подумал бы, что во мне осталось так много чувства?
Раз в жизни лицо доктора сказало правду, когда в одиннадцатом часу вечера отворилась дверь и мисс Гуильт вошла в комнату.
— Господи помилуй! — воскликнул он с изумлённым видом. — Что это значит?
— Это значит, — отвечала она, — что я решила сегодня вместо того, чтобы решить завтра. Вы, так хорошо знающие женщин, должны понимать, что они действуют по внутреннему побуждению. Меня привело сюда внутреннее убеждение. Примите меня или бросьте на произвол судьбы, как хотите.
— Принять вас или бросить… — повторил доктор, к которому вернулось присутствие духа. — Какие вы ужасные употребляете выражения! Ваше комната сейчас будет готова. Где ваша поклажа? Вы мне позволите послать за нею? Нет? Вы можете обойтись без вашей поклажи сегодня? Какая удивительная твёрдость! Вы сами пойдёте за нею сегодня? Какая необыкновенная независимость! Снимите вашу шляпку. Присядьте к огню! Что могу я вам предложить?
— Предложите мне самое сильное снотворное средство, какое вам случалось составлять в своей практике, — отвечала она, — и оставьте меня в покое до тех пор, пока наступит время его принять. Я серьёзно хочу быть вашей пациенткой! — прибавила она, когда доктор пробовал возражать. — Я буду самой бешеной из бешеных, если вы будете раздражать меня сегодня!
Хозяин лечебницы тотчас же стал серьёзным и спокойным, как врач.
— Сядьте в этот тёмный угол, — сказал он. — Вас не потревожит никто. Через полчаса ваша комната будет готова и снотворное лекарство на столе.
«Это было для неё более тяжёлой борьбой, чем я ожидал, — думал он, выходя из комнаты и направляясь к своей аптеке, находившейся в противоположной стороне передней. — Великий Боже! Какое ей дело до своей совести после такой жизни, какую вела она!»
Аптека была заполнена всеми последними изобретениями по медицинской части. Но одна из четырех стен не была занята полками, и это пустое пространство было заставлено красивым старинным шкапом из резного дерева, странно не согласовывавшимся с простой, практичной меблировкой этой комнаты вообще. С каждой стороны шкапа две трубы были вделаны в стену, сообщаясь с верхними этажами дома и с табличками. На одной трубе — «К дежурному аптекарю», а на другой — «К главной сиделке». Доктор, когда вошёл в комнату, сказал несколько слов во вторую трубу — появилась пожилая женщина, получила приказание приготовить спальню миссис Армадэль, поклонилась и ушла.
Оставшись один в аптеке, доктор открыл среднее отделение шкапа, внутри находилась коллекция бутылок, содержащих различные яды, используемые в медицине. Вынув опиум, необходимый для усыпительного приёма, и поставив склянку на прилавок, доктор вернулся к шкапу, заглянул в него, с сомнением покачал головой и подошёл к открытым полкам на противоположной стороне комнаты. Там, немного подумав, он вынул из ряда больших склянок, стоявших перед ним, одну с жёлтой жидкостью. Поставив эту склянку на стол, он вернулся к шкапику, открыл боковое отделение, где стояла стеклянная посуда. Он выбрал красивый пурпуровый флакон, высокий и узкий по форме, со стеклянной же пробкой, и наполнил её жёлтой жидкостью, оставив только небольшое количество на дне банки, и опять поставил, а затем запер флакон там, откуда его взял. Потом поставил бутылку на прежнее место, наполнив её водою из цистерны, находившейся в аптеке, смешанной с химическими жидкостями в небольшом количестве, что сделало эту склянку (по цвету) совершенно такой, какой она была, когда он снял её с полки. Завершив все эти таинственные комбинации, доктор тихо засмеялся и вернулся к своим трубам вызвать провизора.
Провизор пришёл в длинном белом переднике от пояса до самых ступнёй ног. Доктор торжественно написал рецепт успокоительного питья и подал его провизору.
— Нужно немедленно, Бенджамин, — сказал он тихим и меланхолическим голосом. — Больная дама — миссис Армадэль, номер комнаты I, на втором этаже. Ах, Боже мой, Боже мой! — печально произнёс доктор. — Болезнь серьёзная, Бенджамин, болезнь серьёзная.
Он раскрыл совершенно новую регистрационную книгу своего заведения и записал историю болезни подробно, а также выписанный рецепт.
— Вы отлили лавдан? Поставьте его на место, заприте шкап и отдайте мне ключ. Готово лекарство? Надпишите на сигнатурке: «Принять перед сном» — и отдайте сиделке, Бенджамин, отдайте сиделке.
Пока губы доктора отдавали эти приказания, его руки были заняты отпиранием ящика под конторкой, на которой лежала регистрационная книга. Он вынул из ящика красиво напечатанные билеты для посещения лечебницы, от 2 до 4 часов пополудни, и вписал число следующего дня — ю декабря. Когда двенадцать этих билетов были завёрнуты в двенадцать пригласительных писем и вложены в двенадцать отпечатанных литографским способом конвертов, он внимательно просмотрел список семейств, живших в окрестностях, и надписал их адреса на конвертах, сверяясь со списком. Позвонив в колокольчик он отдал явившемуся слуге письма и велел разнести их на следующее утро.