— Немцы, немцы атакуют! — кричал один из солдат, другой, раненый, отчаянно выл.
«И это только начало!» — он усмехнулся, припоминая тех, которые в полку являлись активными распространителями революционных идей, и прикидывая, где они могут сейчас находиться.
Он выследил их всех. Одного за другим. Неторопливо и расчетливо, действуя только наверняка, чтобы не подвергать себя опасности — не потому, что дорожил собственной жизнью, а потому, что жизнь еще была ему нужна — чтобы еще послужить Отечеству и… чтобы увидеть Нину.
Вагон дергался на стыках рельс. Он поглубже зарылся в солому, кутаясь в железнодорожную шинель, «одолженную» у станционного смотрителя, не желавшего сажать одинокого офицера на поезд.
Он сделал все, что мог, солдаты надолго запомнят, чем кончается увлечение «прогрессивными идеями», да и комитет придется выбирать заново. Теперь надо найти тех, кому еще дорога Родина, кто не забыл, что такое честь и присяга.
Ловчий потер уже давно не зябнущие пальцы. Старый странный жест. Как будто не было всех этих лет. Он обернулся. Царящую в вагоне тишину нарушали только громкие судорожные всхлипы. Виола плакала. Как маленький обиженный ребенок, занавесив лицо длинными спутанными волосами.
— Я сделала то, о чем ты просил.
Полина смотрела на него дерзко, словно нарываясь на неприятности. Вот еще одна маленькая девочка, которую не научили проигрывать. А умеет ли проигрывать он сам?
* * *
А в это время в аэропорту Шереметьево приземлился самолет Британских авиалиний. Не слишком молодой, но еще не старый человек с приглаженными волосами неприметного темно?русого цвета и холодным чопорным лицом закрыл толстую книгу в черном переплете, убрал ее в небольшую сумку и вежливо наклонил голову, прощаясь с сидящей рядом дамой: «A rivederla, signora». [6] Он говорил по?итальянски совершенно без акцента, возможно, это и был его родной язык. Объявили посадку, и итальянец направился к выходу из самолета.
Пройдя таможенный контроль, он вышел в зал и на минуту застыл, словно оглушенный гомоном и мельтешением московского аэропорта.
— Taxi. Taxi, sir, — послышалось со всех сторон.
— No, — ответил он. И тут же пояснил, с трудом подбирая слова: — Ни нада.
Он медленно прошел между снующими туда?сюда людьми и сел на освободившееся место в зале ожидания. Видимо, кроме небольшой сумки, багажа у него не было. Во всяком случае, объявление о выдаче багажа его рейса не произвело на мужчину никакого впечатления. Он просто сидел и смотрел на проходящих мимо людей, словно зритель в зале кинотеатра.
С кресла поднялся уже совершенно другой человек. Нет, его одежда и черты лица остались прежними, но в то же время нечто изменилось, и притом самым кардинальным образом. Нечто неуловимое. Возможно, он немного ссутулился, уголки рта резче опустились книзу, а в глазах появилось новое выражение. Когда мужчина выходил из здания аэропорта, никто из таксистов даже не посмотрел в его сторону.
Судя по всему, такси ему не было нужно. Порывшись в кармане черной утепленной куртки, он достал ключи и, пройдя на стоянку, медленно оглядел ряды припаркованных машин и подошел к такой же неприметной, как он сам, серой «Ладе», не слишком новой, но и не слишком старой, нажал на брелок сигнализации, машина пискнула.
Человек в черной куртке осторожно, словно оглядывая, обошел ее со всех сторон, попинал одно из колес, затем сел за руль, включил зажигание и поехал.
Квитанция стоянки лежала в ящике для перчаток, и указанное на ней время свидетельствовало, что простояла машина не более получаса.
Мужчина вырулил на дорогу и поехал в направлении города. Его руки уверенно лежали на руле, а манера вождения вызывала одобрение всех гаишников: уверенная, неторопливая, сразу видно, что за плечами этого человека — солидный водительский стаж, а лихачить и рисковать он, видимо, просто не любит. В пробках он тоже не проявлял ни малейшего признака нетерпения, словно в запасе у него имелась целая вечность.
Он ехал уверенно и осторожно, хорошо ориентируясь в незнакомом городе, и всего один раз бросил взгляд на разложенную на пассажирском сиденье карту. У него было время подготовиться, и он знал маршрут наизусть.
Съехав с Ленинградки, серая машина свернула на небольшую улочку и еще минут через десять остановилась перед одной из ничем не примечательных шестиэтажек. Летом этот район был, без сомнения, зеленым и приятным, но сейчас, зимой, казался голым и пустым.
Мужчина припарковал машину, еще раз обошел ее со всех сторон, затем открыл багажник. Там лежал большой черный, судя по виду, тяжелый чемодан. Перекинув через плечо ремень бывшей при нем сумки, приезжий взялся за ручку чемодана и вытащил его наружу, затем поставил машину на сигнализацию и пошел в направлении дома. Чемодан он нес легко, даже удивительно, что в невысоком и не слишком плотном теле скрывалась немалая сила.
Подойдя к подъезду, мужчина поставил чемодан на землю, достал из кармана куртки бумажку и еще раз сверился с написанными на ней цифрами. Скорее для порядка, он знал их наизусть. Набрав код, он вошел в подъезд, поднялся на третий этаж и ключом, опять же извлеченным из собственного кармана, открыл непримечательную дверь.
За дверью находилась квартирка с крошечным коридором, маленькой кухонькой и одной?единственной жилой комнатой. Судя по скудной старой мебели, это была одна из квартир, предназначенных и используемых исключительно для временного проживания.
Мужчина запер за собой дверь, обошел всю квартиру, заглядывая под батареи и шаря подо всеми поверхностями. Он действовал быстро и умело, как будто обыск квартир являлся его ежедневным занятием. Не обнаружив ничего интересного, мужчина снял куртку, извлек из своей сумки упакованный в аккуратную пластиковую мыльницу кусок мыла, тщательно вымыл руки и только затем, наконец, обратил непосредственное внимание на взятый из багажника «Лады» чемодан.
Внутри чемодана, к которому как нельзя кстати подошел один из ключей, хранившихся в воистину бездонном кармане чудесной черной куртки, оказались весьма странные вещи: маленький, чуть больше ладони, черный пистолет, сборная снайперская винтовка, которую мужчина тут же собрал и разобрал с такой легкостью, что стало понятно: он мог бы проделать это и с закрытыми глазами; патронташ с солидным запасом странных пуль, попробовав одну из них на зуб, человек удовлетворенно кивнул, пара небольших, судя по всему серебряных, гладких кинжалов и, наконец, большое серебряное распятие.
Вынув и придирчиво оглядев каждую из вещей, мужчина еще раз удовлетворенно кивнул и снова уложил их в чемодан. Все, кроме распятия. Распятие он повесил над диваном с незатейливой обивкой в цветочек, местами уже потершейся и полинявшей. Еще раз сходив в ванную и тщательно вымыв руки, он сел на диван, прямо под распятием, и, достав черную книгу, которую читал в самолете, вновь погрузился в чтение.