Хватка земного воплощения мало чем уступала ласковым объятиям самого Вселенского Змея.
— Пус-с-сти!.. — с усилием выдавил наг из той глотки, которую сжимала левая рука мучителя. — Задуш-ш-шиш-ш-шь, с-с-су…
— И впрямь, тезка, задушишь, — философски заметил Рама-с-Топором. — Держать держи, только не дави так.
— Да я ж легонечко… — с подкупающей искренностью изумился Здоровяк, но хватку послушно ослабил, и наг провис драным канатом, клокочуще дыша в два горла.
Оба Рамы тем временем с интересом разглядывали гостя.
В свете костра мерцала серебром чешуя, отполированная до зеркального блеска, а края каждой чешуйки были с тщанием подведены сурьмой. Все тело чревоходящего щеголя равномерно покрывали какие-то чудные узлы, делая нага похожим на ствол молодого бамбука. В верхней четверти туловище плавно раздваивалось, образуя две шеи — каждая длиной в локоть и толщиной с человеческую руку (лапы Здоровяка не в счет!). На концах шей судорожно глотала воздух пара голов-близнецов. Разве что правая — с сизым родимым пятном у виска. На скулах чешуя переходила в сероватую шелушащуюся кожу, отчего наг выглядел больным, лбы венчали костяные гребни-диадемы, топорщась короткими острыми шипами. Волос на лицах не росло вовсе, даже бровей, даже ресниц, а зрачки были чисто удавьи — не гляди, дурашка, козленочком станешь, только ненадолго…
И еще трещотка-погремушка на кончике хвоста.
— Хорош! — заключил аскет, удовлетворясь осмотром. — Отдышался?
— Вроде, — просипела левая голова. Правая отмолчалась, дыша про запас.
— Тогда отвечай, красавец: кто таков, откуда взялся и что ты тут забыл? — без особой ласки поинтересовался аскет.
— Я потомственный наг Васятха, прапраправнук знаменитого Гухринич-нага, порученец самого Нагараджи Такшаки! — явно приходя в себя, с достоинством возвестил змий.
Впрочем, опять в одно горло.
Левое.
Перестарался Здоровяк, что ли?..
— Васятха? — задумчиво повторил Рама-с-Топором. И тут же перевел имя нага с благородного на обыденный. — Хороший, значит?
— Я Хороший, я очень Хороший! — истово закивал головами порученец, опасливо косясь вверх, на Здоровяка.
Поверит ли детинушка?
— Лучше не бывает, — согласился аскет. — Ладно, будем считать, на первый вопрос ответил. Отвечай на остальные.
— Да я и сам не пойму, как здесь оказался! — Имей Васятха-Хороший руки, он непременно бы развел ими, выражая полное недоумение. — Возвращаюсь я подземными путями нагов, спешу с докладом к Нагарадже — и тут меня ка-ак потянет вверх! Знаю ведь, что сюда не надо, что мне наискось через Питрилоку, а все равно ломлюсь сквозь землю, будто на привязи! Вылетел наружу — чувствую: задыхаюсь! Ну а дальше вы и сами все знаете…
Рама-с-Топором задумчиво подергал кончик своей многострадальной косы. Затем пнул комок развороченной земли в том месте, откуда явился наг. Довольно широкий лаз уводил в глубины земных недр, в Третий мир — обиталище нагов, душ умерших и части мятежных асуров.
Из лаза тянуло сыростью.
— Дырявим землю, людишек дырявим, а толку… — пробормотал аскет себе под нос. И, уже обращаясь к тезке, словно нага и не существовало: — Ну что, Здоровяк, проверили?! Видал, что с мантрами творится?! А тебе все шуточки…
— Отпустили б вы меня, люди добрые! — взмолился Васятха, чувствуя, что о нем забывают. — Я наг честный, кроткий, целомудренный (последнее далось змию с трудом)! Яда не коплю, козней не строю, Закон блюду златым блюдом… И вообще из-под земли редко выбираюсь. Мне обратно надо, с докладом! Если задержусь — Повелитель меня по головам не погладит! Смилостивьтесь, челами бью!
— Ладно, ползи, — махнул рукой Рама-с-Топором. — Сказал бы хоть, чего тебя нелегкая носит?.. Стряслось что?
Здоровяк отпустил змия, и наг уже начал было хвостом вперед втягиваться в спасительный ход, уводящий в глубь земли. Услыхав последний вопрос аскета, Васятха изогнулся хитрым крюком и, почтительно оборотясь к старику, ответствовал:
— Я возвращаюсь с Поля Куру известить Нагараджу, что Великая Битва завершилась…
— То есть как — завершилась?.. Здоровяк, держи змия!
В следующее мгновение обе шеи незадачливого порученца вновь оказались в живых тисках, от которых едва успели освободиться. И мощный рывок выдернул нага обратно на свежий воздух.
— А ну-ка, рассказывай! — строго приказал аскет. — Как это: битва завершилась? Чем завершилась? И вообще, какое дело нагам до людских битв?! Давай-давай, шевели языками!
— Пус-с-стите, — хрипел бедолага-порученец, дергаясь в конвульсиях — Пус— с-стите, гады…
— Сам гад, — заметил честный Здоровяк, разжимая поочередно то одну руку, то другую. — Эй, тезка, пускать или как?
— А не сбежишь? — Жалость, похоже, была чужда бывшему Палачу Кшатры.
— Не с-с-сбегху-кху-кху! — из последних сил кашлял змий, и крупные слезы градом катились по его щекам. — С-с-слово чес-с-сти!
— Ладно, отпусти его, — скомандовал аскет.
За то время, пока Васятха по второму разу приходил в себя, аскет успел отойти в сторонку и подобрать свою секиру, известную всему Трехмирью. Топор— Подарок радостно сверкнул, гоняя кровавый отсвет костра по полулунному лезвию, и вздыбил холку выгравированный на стали белый бык — именное тавро Синешеего Шивы.
Ашока испуганно вздрогнула: уж не вознамерился ли аскет запастись дровишками для костра? Сейчас как рубанет наотмашь…
Пронесло, боги миловали.
Аскет остановился напротив змия, поигрывая секирой. Стоял, ждал молча. Только чуть слышно брякали колокольцы на длинном древке да потрескивал, догорая, костер.
Где-то вдалеке заунывно выл одинокий шакал.
— Повелитель отправил меня на Поле Куру по просьбе Адского Князя, Миродержца Юга, — выдавил наконец Васятха-Хороший. — Дескать, сам Индра— Громовержец хотел посетить Курукшетру — и, представьте себе, не смог туда пробиться! Уж не знаю почему… Да и Петлерукий Яма волнуется: души убитых воинов к нему не являются, словно все поголовно праведники! Волнуется, а на поле Куру выбраться не может, прямо не Локапала, а бык в загоне!
Наг перевел дух. Тезки-Рамы не торопили его, внимая каждому слову змия и терпеливо ожидая продолжения.
— Тогда, весьма удивленный и раздосадованный, Адский Князь отправил на Поле Куру посыльного киннара. Очень скоро (гораздо быстрее, чем рассчитывал Князь) киннар вернулся обратно — с отрубленной головой под мышкой! Понятно, Яма немедленно дал ему новое воплощение, и киннар поведал: дескать, едва он выбрался во Второй мир, как первый же попавшийся воин снес ему голову топором! Киннар даже толком рассмотреть ничего не успел!
Аскет мечтательно усмехнулся и с лаской огладил лезвие секиры-любимицы. «Топором — это правильно!» — ясно читалось в глазах старика.