— И я!
— И я!
На мгновение Одиссей растерялся. Но увидел, как просияло радостью простоватое лицо свинопаса, как он с мольбой воззрился на своего маленького хозяина — и все понял правильно.
— Можно! — последовало милостивое соизволение. -Разрешаю.
— Только давайте играть, будто он — циклоп-людоед, а мы — аргонавты!
— Точно! Мы на его остров высадились…
— А он нас съесть хотел!
— А мы его…
И тут Эвмей зарычал. Да так, что у настоящего циклопа-людоеда вся желчь от зависти выкипела бы! Зарычал, затряс головой, пошел, расставив руки и припадая на одну ногу — прямо на трусишку-Антифата. Антифат не понял, что игра уже началась, и испуганно попятился от свинопаса. Зато Одиссей с Ментором сразу все поняли; и вот уже двое доблестных аргонавтов отважно нападают на циклопа, желающего полакомиться их товарищем! Почти сразу же аргонавтам на помощь пришел чуть замешкавшийся Эврилох, а следом — устыдившийся своего малодушия Антифат, который теперь из последних сил стремился доказать приятелям, что он — тоже герой! не хуже других! а, может быть, даже лучше!
Будьте мужами, друзья! Да снискаем великую славу! Кто побежит — тот девчонка!..
Поначалу нянюшка Эвриклея с тревожным неодобрением следила, как огромным крабом ворочается рябое чудовище, стряхивая с себя юных героев, как те раз за разом боосаются в атаку, молотя кулаками живучего великана — но потом не удержалась. Прыснула втихомолку, присела под тенистой смоковницей, достав из корзинки взятое с собой рукоделие.
— Вот тебе, вот тебе! По зубам!
— Не ешь! не ешь людей больше!
— Гррры-оу-ааа! В корень — это правильно! молодец! В самый корень бей… Рррыхх!..
— Держи его! Убегает!
— За ноги, за ноги хватай!
— В глаз!
— Верно, в глаз! И пальцем, пальцем… Ыгррррах! У-у у-у-у!..
Когда циклоп наконец был повержен, герои решили, что настала пора новых подвигов и что нехорошо всем бить одного. Эвмей был с этим категорически не согласен. Он как раз считал, что самое лучшее и есть, когда все — на одного; но возражения свинопаса оставили без внимания и перешли к обустройству честной битвы. К несчастью, уроки дяди Алкима помогли выяснить: пять на два поровну не делится — и Эвмею было разрешено отдохнуть.
А герои тем временем заспорили: кто из них будет братьями-Диоскурами [19] , а кто — Афаридами [20] ? В конце концов Диоскурами выпало быть Одиссею с Ментором, а Афаридами — Эврилоху с Антифатом.
И грянул бой!
Доблестные воители, вооружившись луками и дротиками, устроили охоту друг за другом: скрываясь за кустами мирта и ракитника, устраивая короткие перебежки, подкрадываясь ползком — и после с громовыми кличами набрасываясь на врага из засады.
Эвмей некоторое время наблюдал за военными действиями.
Потом хмыкнул, огляделся внимательно по сторонам, улегся под кустом ракитника — и, похоже, заснул. Или сделал вид, что заснул, поскольку никогда нельзя было сказать с полной уверенностью: спит свинопас по-настоящему или только притворяется? Надо заметить, что рябой весельчак засыпал всегда и везде, как только для этого выдавалась свободная минутка. Иногда прямо на ходу, продолжая хромать в нужном направлении. Впрочем, так же, мгновенно он и просыпался при первом подозрительном шорохе.
Собачья, славная привычка.
А вот о том, почему он предпочитает спать днем и что в таком случае делает ночью, Эвмей особо не распространялся.
Однажды попробовал, так нянюшка Эвриклея… ох и нянюшка!
Зевесов перун, не нянюшка!
Память!.. горькая память моя!..
Откуда было знать четверке мальчишек-итакийцев, что в это самое время в обильной зерном Мессении, у Могильного камня, схватились насмерть великие: Диоскуры с Афаридами, братья с братьями?! Что эхом игры — убийство? или это игра — эхо?!
Откуда было знать, что новое поколение — всегда эхо старого?! По всему ахейскому Номосу, год за годом, мальчишки играют в песке, и один из них — сумасшедший…
Символ эпохи — игра в смерть.
— …Я тебя убил! Падай!
— А вот и нет, а вот и нет! Мимо! Стрела только хитон зацепила!
— На тебе, дротиком!
Однако от дротика Эврилох увернулся и бросился на врага врукопашную. Мигом подоспели двое других героев, и образовалась «куча мала».
Закономерный итог любой битвы.
— А давайте: один прячется, а трое ищут! — предложил всклокоченный Ментор, поднимаясь с земли в клубах пыли.
— Давайте! Как Зевс от своего папы Крона прятался! Прятаться выпало Одиссею, и он азартно бросился прочь, пока остальные, отвернувшись и старательно зажмурившись, трижды проговаривали известную всей детворе считалку:
— Вот у весел ждут герои,
Возле каждого их двое:
Здесь Тезей сидят с Язоном [21] ,
Мелеагр с Теламоном,
Рядом с Идасом — Линкей,
Вот Геракл, вот Анкей,
Полидевк и Кастор рядом,
Братья Зет и Калаид,
Обводя героев взглядом,
На корме Орфей стоит.
На дворе уже темно,
Мы идем искать руно!
Примерно на «Полидевке и Касторе» рыжий беглец кубарем скатился в небольшую ложбину, вскочил на ноги и побежал по дну, подыскивая укрытие.
«Пусть попробуют меня найти! Так спрячусь, что до вечера искать будут! А кто близко подойдет — я его из засады стрелой-молнией! ба-бах!».
Взбираясь по противоположному склону ложбины, Одиссей заприметил глубокую рытвину. «Или, может, еще подальше забраться?!» — Давай сюда! Тут тебя в жизни не найдут! Рыжий дернулся на голос, вскидывая свой игрушечный лук.
На верху склона стоял мальчишка. Ровесник или чуть постарше. Кучерявый; кучерявый настолько, что сам Одиссей рядом с ним был, будто лис рядом с ягненком. Этого мальчишку, одетого в нарядный хитончик без рукавов, Одиссей уже видел раньше. Впервые — в отцовском мегароне, на вручении дедушкиного лука; второй раз — в страшном сне про Ламию. И оба раза что-то в лице мальчишки казалось Одиссею странным.