Ниже по склону мекали козы — мои удалые мессенцы, наголову разбившие овец-спартанцев у Свиного оврага. Понимание явилось незваным гостем на пир. — Боги! — одними губами выдохнул я. — Он же принял меня за сумасшедшего!
Старик еще раз пожал плечами: то ли от безразличия, то ли соглашаясь.
Наверное, стыд должен был пожрать меня живьем. С косточками; с потрохами. Тогда я еще не знал: если Сердящему Богов становится скучно, страсти бегут его. Холодок перестал шустрить между лопатками, объяв целиком; стыд замерз, обида замерзла, не осталось ничего, кроме рассудка — ледяного, равнодушного. Я скорчился нерожденным птенцом в скорлупе своего личного Номоса.
Паламед принял меня за сумасшедшего. Три дня, проведенные вместе, однозначно подтвердили эвбейцу: наследник Лаэрта-Садовника — слабоумен. Бегает в драной олежке говорит с призраками, играет в войну с козами. Не Навплий ли дал поручение сыну: подтвердить или опровергнуть то, о чем давно говорят за пределами Итаки?
Зачем?! «Мы ведь скоро станем родичами! считай, братьями!..»
— Говорят, у твоего деда Автолика долго не было сыновей, — буркнул невпопад "Старик. — Антиклея, твоя мама, родилась первой. Поэтому ее имя — «Не-милая» — плод отцовского раздражения. Если бы сыновья так и не появились на свет, владеть бы зятю-Лаэрту, помимо родной Итаки, угодьями тестя близ Парнаса…
Мне было холодно.
Мне было скучно.
— Став зятем Лаэрта, Паламед получает право наследования в случае гибели прямого наследника. Или невозможности того вступить в права.
Кто это сказал?
Я?!
…сестер не помню. Почти. Они всегда существовали как бы отдельно от меня: и в детстве, и после, когда разъехались вслед за мужьями на Самое, Закинф, Эвбею… Я знал, что у меня есть сестры, как знают, что есть камень у дороги. Ну, есть. Пускай.
Сейчас я жалею об этом.
— Зачем Паламеду право наследования басилейства на Итаке? — спросил Одиссей, глядя в небо.
— Итака? при чем здесь Итака? — прозвучал ответ.
Нет, не ответ.
Вопрос.
— Знаешь, — помолчав, добавил Старик, — больше четверти века тому назад приключилась одна история. Некий молодой человек решил подзаработать. Собрав компанию себе подобных, он снарядил судно — пятидесятивесельную пентеконтеру, способную, кроме гребцов-воинов, принять на борт до сотни быков! — и принялся шастать у побережья, зажигая ложные маяки. Многие купцы и мореходы, обманувшись, шли в западню и расшибались о камни. Выживших добивали; уцелевшее имущество делили по справедливости — львиную долю отдавали предприимчивому молодому человеку. Лет за шесть-семь много поднакопилось… Кое-кто знал о шалостях с маяками, но доказать не удалось. Одиссей смотрел в небо.
— Судно молодого человека называлось «Стрела Эглета». Символично, однако…
— Это не может быть тот же самый корабль, — сказал рыжий. — Прошло слишком много времени.
— Много, — согласился Старик. — Не может.
* * *
Глубокой ночью Одиссей подкрался к шалашу, где обитала няня. Вольно или невольно подражая Старику, присел на корточки — неподалеку, чуть-чуть не дойдя до сложенного из веток жилища. По правую руку, ближе к кустам маквиса, горел поздний костер: там клевал носом кто-то из пастухов. Отсюда не различить, кто именно.
Думалось о странном.
Живя на пастбищах, вместе со всеми, Эвриклея умудрялась всегда выглядеть опрятной, казалось, не прилагая к этому никаких усилий. Чистая одежда, складка к складочке, пояс под грудью заранее выглажен разогретым камнем, волосы аккуратно уложены вечной раковиной, прядь к пряди; сандалиям сносу нет, хотя камни под ногами у всех одинаковы…
Глупые мысли.
Совсем глупые.
Или он, рыжий Одиссей, мечтая о далеких палестрах с гимнасиями, просто раньше плохо понимал, чему следует учиться, а чему нет?
— Не спится, маленький хозяин?
Вопрос раздался из недр шалаша: спокойно и буднично, как если бы няня ожидала позднего явления воспитанника.
И от этой обыденности вдруг выплеснулось:
Няня… если Паламеда призвал его отец — значит, завтра будет свадьба?
— Нет маленький хозяин. Завтра будет помолвка. Обряды в честь Гименея и Геры, Состязания; подарки. Пышная трапеза. И все. А свадьбу сыграют на Эвбее, родине жечиха. Или, может, в Аргосе: ведь Паламед — аргос-ский проксен, там у него много влиятельных друзей. Им наверняка придется по душе брак сына Навплия и дочери Лаэрта…
И мой Старик — моя тень мой вопрос без ответа! — тихо усмехнулся за спиной сказанному няней Эвриклеей, рабыней, похожей на богиню, если боги могут стоить на рынке цену двадцати быков.
— Няня… с утра я пойду домой, на помолвку. Я должен! должен! Но Паламед… его отец, басилей Навплий… их люди… Они такие чистенькие! ухоженные! у них дорогая одежда и украшения!
— Ты завидуешь, маленький хозяин? Честность за честность.
— Да. Завидую. Они словно из другой жизни. Но дело в ином. Думаю, сын хозяина дома должен появиться в день помолвки своей сестры так, чтобы все сразу его заметили. Мне очень надо, няня… я чувствую: надо! — но объяснить не могу. Выходит, есть всего два способа. Первый я уже израсходовал.
— Ввалившись на пристань в драных сандалиях, грязном хитоне и по уши измазанный в смоле? — Тихий смешок вместо обычной укоризны.
Одиссей тоже рассмеялся в ответ:
— Ага. Остается второй способ. Но я не умею. Помоги!
— Маленький хозяин становится большим… Скоро ему не понадобится няня. Но пока я еще нужна. Нам надо выйти после полуночи, чтобы быть дома перед рассветом. Полагаю, мы подыщем в кладовых все, что потребуется.
— Нам надо выйти сейчас, — донеслось из тьмы, но недра шалаша здесь были ровным счетом ни при чем.
Рябой Эвмей беззвучно выступил вперед, расплескав мрак.
— Не надо домой, Эвриклея. Не надо домой, басиленок. Заметят; испортят весь праздник. Если мы выйдем сейчас, то успеем к Гроту Наяд так, чтобы после вернуться утром в дом Лаэрта.
— И попозже! — сообщили от костра грубым басом коровника Филойтия. — Чего являться на заре… не грабить, чай, придем? В самый разгар и ввалимся! Слышь, Рябой, там дня за три перед Фринихом «Белоногий» причаливал… в дальних сундуках порыться надо!..
Еще два голоса от костра подтвердили вразнобой: мол, сундуки с «Белоногого» — это да! пороемся, раз надо!
Дружки Филойтия всегда горой стояли за атамана-коровника.
И Одиссей вдруг почувствовал себя юным предводителем, ведущим в бой малочисленное, но сплоченное войско.
* * *
— А-а-ах!
— Вина! Фасийского вина мне! Подогретого!