– Змею!

Приметив ужа, скользнувшего меж камнями, Амфитрион кинулся за ним – ловить.

– Сдурел? – возмутился Кефал. – У Гермия ж змеи на жезле! За такую жертву он тебе путь укажет, не сомневайся! Прямиком в Аид…

Черный зев пещеры и впрямь напоминал спуск в подземное царство. Мальчик поежился. Однако Кефалу тоже надоело мокнуть.

– Ладно, лезем. Если от души просить, боги и так помогают… Можно еще подарок оставить. У тебя есть что-нибудь?

– Нож есть.

– Покажи.

Амфитрион на ходу нащупал в сумке нож – едва не порезался! – и протянул его Кефалу.

– Хороший. Острый…

Юноша сунул в рот пострадавший палец.

– Годная анафема [63] . Богу понравится.

Ножа – папиного подарка – было жалко. Наверное, это правильно. Если уж отдавать тельца, так жирного. Хорошие вещи, дорогую одежду. «Сердце, – подсказал кто-то, взрослый и злой. – Рассудок. Жизнь. Детей. Жену…» Мальчик помотал головой, гоня дурные мысли. Если Гермий приведет их к дедушке…

«Они братья! Сыновья Зевса. Гермий поможет!»

Можжевельник огибала еле намеченная тропа. Под сводами пещеры царила сырость. Меж бокастыми валунами сочилась дождевая вода. В глубине звенела капель; из тьмы проступали белесые сталактиты, похожие на клыки чудовища. Выбрав место посуше, беглецы присели передохнуть.

– Тут и алтаря-то нет…

– Не нравится мне здесь, – Кефал принюхался. – Зверем пахнет.

Словно в подтверждение его слов, неподалеку вспыхнули две пары глаз – хищных, желто-зеленых. Во тьме наметилось смутное движение. Не сговариваясь, беглецы вскочили, выставив перед собой оружие. Миг, другой – и хозяева пещеры оказались на свету.

– Львята! Быстро отсюда!

– Ты чего? – удивился Амфитрион. – Они ж маленькие!

3

…Эхион бежал, удивляясь собственной горячности. За спиной пыхтел тирренец – чудо, но парень держался. Аргивяне отстали – о, не потому, что быстроногие юноши отчаялись догнать спарта. Загонщики здраво полагали, что если на пути встретятся вакханки… Это дело Персеевых Горгон – первыми увидеть одержимых, способных разорвать зверя в клочья. Прикрыть, дать время поднять шум, созвать друзей. А уж тогда, собравшись вместе, мы погоняем всласть! Драчунов, кипящих жаждой боя, в поход не взяли. Те же, кто горазд бегать и греметь – сейчас они плелись далеко позади, тихие как мыши. В ушах каждого стучало, прорвавшись из смутного, доступного лишь пифиям [64] , будущего:

– Они несут повсюду разрушенье:

Я видел, как они, детей похитив,

Их на плечах несли, не подвязавши,

И на землю не падали малютки.

Все, что хотели, на руки они

Могли поднять: ни меди, ни железа

Им тяжесть не противилась… [65]

Спарт был глух к оракулам грядущего. Старею, думал он на ходу. Крошусь. Зажился на свете. Да и то сказать – в облике человека он был старше Персея. А если набавить годы, прожитые частью Ареева Змея… Эхион соврал – ему снились не фиванские подземелья. Ночью он видел битву с Кадмом Убийцей Дракона. Саму битву спарт помнил плохо – ярость, кипящая лава бешенства, слабость, смерть, воскресение из борозды – но сон возрождал схватку, не считаясь с дырявой памятью. Человек разил дракона, и клыки щелкали впустую, промахиваясь мимо цели. Во сне Эхион плакал от бессилия. Обреченность жгла его каленой бронзой. Эти ожоги и нахлестывали спарта, гоня вперед, по немейским скалам.

Рычание он услышал не сразу.

– В-ва… – задыхаясь, спросил из-за спины Тритон. – Кх-х-ха?..

– Львица, – откликнулся спарт.

Остановившись, он глянул туда, где звучал рык. Но если ноги верно служили Эхиону, то зрением он не мог состязаться с Тритоном, выросшим на ладье. Парень зыркнул из-под козырька ладони, охнул, бросил дубину, словно ее тяжесть мешала Тритону взлететь – и рванул так, что спарт почувствовал себя не стариком, а мертвецом.

Проклиная тирренского дурака, Эхион заспешил вдогон.

– Болван! – зашипел Кефал. – Где львята, там их мать!

Юноша с беспокойством озирался.

– Она за детенышей титана порвет! Уходим, тихо…

Под дождь не хотелось. Пробираясь к выходу, мальчик недоумевал: что это с Кефалом? Струсил? Ну, львица. Он же охотник! У него копье есть. Наконечник из «черной» бронзы – острый, широченный. Таким львицу с одного удара… Дротик, опять же. Вдвоем навалимся – не уйдет…

Позади, оскальзываясь и брезгливо отряхивая воду с лап, шлепали по камням львята. Старались не отстать от невиданных гостей. Львят одолевало любопытство. В глазах светилось: что, если навалиться? Вдвоем? Кефал зло косился на них, жестами гнал прочь. Оказавшись снаружи, юноша замер, осматриваясь. Голова его поворачивалась, как у совы.

– Вроде, никого…

За спиной раздался мяв, исполненный праведного возмущения. И в ответ – нутряной, хриплый рык из-за можжевельника. Шагов тридцать, оценил мальчик, прежде чем внутри все сжалось, и трусость Кефала обернулась мудростью.

– Лезь на скалу!

Не залезу, с тоской подумал Амфитрион. До узкого карниза, куда карабкался Кефал, было как до вершины Олимпа. И скала крутая, скользкая… Он обернулся, заорал во всю глотку – и, не задумавшись ни на миг, метнул дротик в львицу, выскочившую из-за кустов. Учителя в палестре гордились бы своим питомцем. Сперва, конечно, выдрали бы до полусмерти, а потом уже… Львица вильнула, уклоняясь. Дротик прошёл вскользь, вспоров бурую шкуру на плече. Брызнуло красным. Яростный рев сотряс горы; сердце мальчика ухнуло в пропасть. Он сам не понял, как оказался на карнизе рядом с Кефалом. Наверное, боги сжалились, наделили крыльями. Внизу бесновалась львица – скалилась, взревывала, металась на узком пятачке, хлеща себя хвостом по бокам. Тяжело дыша, Амфитрион прижался спиной к камню. Не приведи Зевс оступиться! Львица бросалась на скалу, как на злейшего врага. Скрежеща когтями, она взлетала вверх по мокрому базальту и соскальзывала обратно. Кефал держал копье наизготовку – как и втащить ухитрился?! Юноша даже, рискуя свалиться, ткнул разок – и, кажется, попал, но это лишь больше разъярило зверя.

Львица отряхнулась – грязные брызги полетели градом – и вновь ринулась на приступ.

– Сюда! Сюда!

Тритон не мог справиться с криком. Звук клокотал в глотке, как вода в бурунах; слово – проще некуда! – коверкалось, царапалось, и наружу выходил лишь дикий вопль:

– А-а-а!..