Убрать.
Лишнее.
И все-таки: рассказ, никому, пожалуй, кроме нас, не интересный, близился к финалу.
Я чувствовал, как горькая пустота подступила к горлу.
– А на первый год ты как минимум не хочешь? – Было видно, что Монах не ожидал от меня этой реплики. – Вместе с княгиней Ольгой? Разминочка, азы, ручки-ножки-огуречик… а там будем посмотреть. Если будем.
Кровь бросилась ему в лицо. Лысина сразу вспотела, покрылась блестящими бисеринками, глаза сверкнули опасной желтизной.
Тигр с рекламы.
Несчастный лысый тигр.
– На первый год, сэнсей? Азы с разминочкой? Что ж, можно и на первый… Возьмешь меня на первый год инструктором?! А, сэнсей?! Я ведь, как-никак, теперь призер, чемпион! Что скажешь?!
«Ты только вот о чем подумай, сэнсей, ты крепко подумай: двенадцать лет жизни – коту под хвост! А, сэнсей? Что скажешь?! У тебя ведь не двенадцать, у тебя поболе будет… Не жалко?»
– Нет, Володька, – ответил я, поднимаясь, и отчетливо увидел: он не понял. Ответа не понял, ответа на заданный почти месяц назад вопрос; да и вообще ни черта не понял.
Наверное, это хорошо.
Наверное, я дурак.
Наверное… наверняка.
– Нет, Володька. Не жалко. Говоришь – инструктором?..
– …инструктором? – со знакомой интонацией, не предвещавшей ничего хорошего, переспросил Олег. – Ну тогда становись!
– Куда – становись? Зачем – становись?!
Разгоряченный собственной тирадой и быстро копящимся раздражением, Монах в очередной раз не успел сообразить: куда свернул разговор? Он понимал, что проигрывает словесный поединок, и от этого злился еще больше.
А разговор уже, собственно, никуда не сворачивал.
Он закончился, разговор-то.
– Вот сюда. Перед нами. Экзамен сдавать будешь.
И без малейшего намека на подковырку:
– На инструктора.
– А ты примешь? – Кривая усмешка едва не вывихнула Володьке челюсти. – Как говорится: «…А судьи кто? За древностию лет…» Я ведь и от бабушки ушел, и от дедушки… и из школы ушел…
– Ну, ты ж сам сказал, что хочешь вернуться, – заметил Ленчик в своей обычной обманчиво-ленивой манере. – Тем паче у нас тут целая приемная комиссия собралась: мы с Олегом Семеновичем, Константин Георгиевич от клуба «Тайра»; да и Дмитрий с Ольгой – тоже не новички.
– Давайте, давайте, Владимир! – спешит поддержать Ленчика Большой Босс. – Мне это тоже чертовски интересно. Берете меня в приемную комиссию?
Шемет оборачивается к Олегу и хитро ему подмигивает. Он еще сам не до конца понимает, что сейчас будет, но явно решил поучаствовать.
– Обещаю быть объективным и беспристрастным!
– Разумеется! – кивает ему Олег. – А ты чего стоишь?! – рявкает он неожиданно на Монаха. – Пять человек его ждут, а он тут из себя кисейную барышню строит! Санчин-дачи йой!
Ольга вздрагивает от неожиданности, а Монах, не успев ничего толком сообразить, рефлекторно оказывается в требуемой позиции. И только после этого до него доходит: он снова попался, снова принял навязанные ему условия.
Отступить? превратить все в шутку? сбежать?
Поздно.
– Не расползайся в стороны. «Три схватки» – стойка лодочников, а на Востоке лодки узенькие, – как бы между делом бросает ему Олег. – И борта не раскачивай: опрокинешься, утонешь. Мае-гери – х-хай!
Муть раздражения бурлит внутри Монаха. Копится, мало-помалу грозя перелиться через край, – и Володька пытается выплеснуть злость в движении.
Удар ногой отбрасывает штанину назад, обнажая широкую, смешно белую лодыжку.
Еще раз.
И еще.
Злости хватает, и от каждого удара ее становится только больше.
Некоторое время мой соавтор… э, нет, сейчас – сэнсей школы Годзю-рю! – скептически наблюдает за тем, как Монах остервенело пинает воздух. Олег стоит к нам спиной, выйдя чуть вперед, но даже эта спина красноречиво излучает сплошной скепсис.
– Хоть бы колено не вкручивал, – оборачивается ко мне Ленчик, кивая на усердствующего Монаха.
– Ага. Скоро вывихнет, – с готовностью развиваю его мысль я.
Говорим мы громко, не стесняясь, так что Монах наверняка все слышит. При других обстоятельствах ни мне, ни Ленчику и в голову не пришло бы давать подобные комментарии, да еще вслух. Этика школы. А если б и пришло – тут же обоим влетело бы по первое число. Несмотря на то, что все мы – друзья, а Ленчик еще и инструктор. Но сейчас Олег явно собрался довести Монаха до белого каления. Я еще не вполне понимаю, что будет дальше, но раз сэнсей решил действовать именно так, наше дело – ему помочь. Вот мы и помогаем, в меру, так сказать, возможностей. Языком. Тут только главное – не переборщить.
– М-да, не особо впечатляет, честно говоря…
Это Большой Босс. Небось думает: мы заранее договорились. Вот только мы и сами не очень-то понимаем замысел Олега. А зная его как облупленного, я сильно подозреваю: он и сам его не до конца понимает. «Потому что интуиция» – и вперед!
Ну что ж, попробуем.
Потому что интуиция.
– Достаточно. Сокуто-гери – х-хай!
Похоже, все требования сознательно строятся на ударах ногами. Самое больное место Монаха: коренастому сорокадвухлетнему мужичку почему-то всегда снились по ночам лавры высоких «ногастых» киноактеров.
О чем Олег прекрасно знает.
– Нет, мух так отгонять, конечно, можно…
Когда Ленчик хочет, он превращается в удивительную язву. Только случается такое крайне редко.
Например, сейчас.
Краешком глаза кошусь на Ольгу. На лице девушки – недоумение пополам с обидой: «Ну зачем вы над человеком издеваетесь?!» Надо, Оленька, надо! Мы б и рады по-другому – да не выходит.
– Ладно. С этим понятно. – По тону Олега не составляет труда догадаться, что ему понятно.
Монах запыхался, побагровел – и не только от того, что переусердствовал в пинании воздуха, забывая этим самым воздухом дышать, хотя бы время от времени. Неприятно чувствовать себя выставленным на посмешище; еще неприятнее сознавать, что большинство ехидных замечаний вполне справедливо.
Я поначалу тоже таким был… ох и был!
– Гекусай-дай-ката. Первая, по моему счету. Ичи! Ни! Сан!..
Читал где-то: японский язык по произношению близок к русскому. Врут, наверное. Или не врут. Какая разница?… ичи-ни-сан-ши-го, вышел зайчик погулять, вдруг охотник выбегает, прямо в зайчика кекоми-сокуто-гери – киа-а-а-ай!..