«Падлюка» безнадежно икала, разводя руками.
– Ы-ы-ы, Володя… – сипло поздоровался Горец, с тоской взирая на новенький кодовый замок. Плети дикого винограда, черные и сухие зимой, свисали с балконов, их вид погружал душу в пучину меланхолии. Ощутив приступ милосердия, я ткнул в нужные цифирки. Замок ответил за распальцовку, щелкнув затвором трехлинейки.
Люмпен-приятели мигом просочились следом, в теплое нутро подъезда.
– Мы тово… погреться. Зябко там, Володя. Мы ж, значит, культурно. Если чево, и налить можем…
Интересное предложение. А что? С кем вы, мастера культуры? Надо быть ближе к народу. Сесть на грязную ступеньку, тяпнуть из горла «ряженки», занюхать хлебцем из мусорки. Красота!
– Спешу, Горец. В другой раз.
– А… ну, спеши, быстрей жизнь минет…
Хрен с ними. Пусть греются. Лишь бы в подъезде не гадили. Хотя нет, Горец – аккуратист. Блевать непременно во двор уползал, в любом состоянии.
Запирая за собой дверь квартиры, слышу умиротворенно-риторическое:
– Стаканы взял?
– Обижаешь! Эти… одноразы…
А я, наивный, – «из горла»! Аристократический нынче бомж пошел. Рост благосостояния масс. Бокал «Губернаторской», ломтик сосиски, полуденная сиеста в гранд-подъезде… Аж завидки берут. Лечь, что ли, самому? Придавить часок-другой? Подскочил сегодня ни свет ни заря, от зевоты в такси чуть челюсть не вывихнул…
Разумеется, телефон сразу откликнулся на эту идею гнусным мявом. Словно на шнур ему, гаду, наступили. Межгород, однако.
– Алло!
– Владимир Сергеевич?
– Да, я слушаю.
– Здравствуйте, дорогой! Это вас беспокоят из «Аксель-Принт». Заместитель главного редактора по особым вопросам.
Судорожно пытаюсь вспомнить, как зовут моего собеседника. Я-то в издательстве большей частью с завредом по фантастике общаюсь. Нормальный парень, мы с ним давно на «ты», безо всяких «Сергеевичей».
– Здрасьте… Простите, не помню…
Он словно чует мои судороги:
– Зовите меня просто: Антип Венецианович! Вы слышите?
– Слышу, конечно!
– Владимир Сергеевич, дорогой, вы на «МакроНомиКон» собираетесь?
– Да, конечно. Я вам утром ответ по Интернету послал.
– Ну, сами знаете: почта – дело ненадежное! Я хотел лично убедиться…
Откуда такое внимание к моей скромной персоне? Премию решили на конвенте вручить? Ага, Нобелевскую! Раскатал губы!
– Знаете, нам нужно будет подписать бумаги. Ведомости по январским выплатам, контракты на допечатки… Дорогой мой, вы в курсе, что доптираж «Имперцев» стоит концом марта?
Далось ему это – «дорогой»! Пусть я и впрямь недешевый, но так вот грубо намекать, в лоб…
– Да, в курсе. Спасибо, Антип… э-э-э… Венецианович.
– Чудненько! Вот и оформим на «МакроНомиКоне». Так вы точно будете?
Банный ты лист, зам по особым!
– Точно! Уже билеты купил.
– Я и говорю: чудненько! А как ваш новый роман продвигается?
– Нормально.
– Ни дня без строчки?
– Ага… Ни дня.
– Весной закончите? Хотя бы к маю месяцу?! Тут читатели весь сайт письмами завалили. Торопят. И дилеры боятся в летний спад угодить. А так мы сентябрем и тиснем, на подъемчике! Значит, май? Или апрель?
– Ну-у… не знаю. Боюсь загадывать.
– Может, имеет смысл заключить авансовый договор?
– Не имеет. Понимаете, Антип Венецианович…
– Да-да, я понимаю!
Понимаешь – тогда зачем спрашиваешь? Не шибко я принципиален меж собратьев по перу (верней, по клавиатуре), но бумаг на будущие тексты не подписываю. Обжегся однажды. На заре карьеры подмахнул договорчик на только-только начатый романец. Очень уж по читателю тосковал. И бабок срубить хотелось. Срубил, мать его за подол: текст уперся рогом, забуксовал, сроки поджимали, издатель торопил, – я в итоге финал кукишем скрутил, а книга в свет так и не вышла: издательство обанкротилось. С тех пор зарекся. Между прочим, в «Аксель-Принте» о моем суеверии прекрасно известно. Или он надеется, что все-таки передумаю?
– Да, еще одно дельце. Помните, у вас в девяносто первом выходила повесть в сборнике «Тиран Нозавр»?
– Помню.
– Первая серьезная публикация?
– Дебют.
– Какой там был тираж, не подскажете?
– Сейчас.
Иду к полке, извлекаю пухлый томик. Клыкастый рептилоид ехидно скалится с обложки: «Гюльчатай, открой личико!», холст, масло. Сливочное.
Лезу в выходные данные.
– Первый завод – 55 000.
– А второго не было?
– Насколько я знаю, нет. Издатель потом на ужасы с «Икс-ножками» переключился.
– Ясно. – Зам по особым излучает оптимизм. Бодрый бас плещет в трубке, обдавая ухо брызгами. – А как жизнь? Ну, вообще?
– Вообще? Ноу проблемз!
Бас набирает обертоны:
– Депрессия, бессонница? Кошмары?!
Уп-с! Что за гнусные намеки?!
– Жизнь прекрасна и удивительна. – Я беру мощную, качаловскую паузу. Насладившись, добавляю: – Удивительной жизнь становится в тот миг, когда перестает быть прекрасной. Короче, мне пока удивляться нечему. А роман пришлю по сети, как закончу.
– Рад, дорогой вы мой человечище! Душевно рад! А то, знаете, писатели – народ тонкий, нервный… Увидимся на конвенте. Всех благ!
– До свидания.
Оригинальный разговор. Ну и тип этот Антип! Впору срочно завести дневник и записать гусиным пером: «Звонили из издательства. Хотели странного». Хотя в нашей стране победившего сюрреализма и не такое случается! Не забыть бы вещи в дорогу собрать: в среду – поезд.
Диван принимает блудного свина в теплые объятия.
Баю-баюшки-баю, чего вижу, то пою…
Недостойный мерзавец, портящий вашу гостевую книгу, прочел месяца три назад ваш роман «Рабы страха». Разум и нежелание пачкаться сдерживали меня все это время, но, случайно перечитав в шестой раз данное произведение, я решаю плюнуть на потерю части самоуважения и прямо говорю вам, что, по моему необоснованному тупому быдляцкому мнению, эта книга – дерьмо.
Из писем в гостевую книгу В. Снегиря
А вот днем мне Ла-Ланг еще не снился.
В смысле – во время дневного сна.
Говорят, творческие люди должны много спать. Восстанавливая энергию, нервные клетки и жировые запасы, сожженные в топке вдохновения. Еще в сортир надо чаще ходить. Очень способствует. Когда не требует поэта к священной жертве Аполлон, в покой священный туалета он беззаботно погружен…