— Неужели и ее… — в ужасе прошептала Кристина.
— А что? — с убийственным спокойствием ответил Вадим. — Не голодать же. Мы привыкли к определенному уровню жизни. Вот и проедаем то, что есть…
— Вот, значит, ты какой, — сказала Кристина, — а я думала…
— И зря. Ты много чего обо мне думала. Помнишь ту ночь, когда мы познакомились? Ты думала, что я тебя спас, так?
— Да… — пробормотала Кристина, уже предвидя, что сейчас откроется ей.
— Так вот, — с самолюбованием сказал Вадим, — это я тебя сбил. Пьяный был за рулем. Сбил и бросил на улице, пусть добрый дядя тебя подбирает. Или давит.
— Но… — пыталась возразить Кристина.
— И уехал, — продолжал Вадим, — а потом вернулся. Увидел, что следующая машина чуть тебя не сбила уже совсем всерьез. Пожалел тебя. — Он замолчал.
— И теперь раскаиваешься, — продолжила за него Кристина.
— Я этого не говорил.
И тут Кристиной овладел гнев. Еще никогда в жизни она не испытывала такой ярости. Она разом вспомнила все, чем был для нее этот человек, его дом, его родители. И казалось, что любви к нему уже не осталось ни капли. Она вспомнила, как робела перед ними всеми, которые казались ей существами высшего порядка, а на деле оказались обычными мелкими людишками. Людьми, способными проедать картины, которые думают, не продать ли «Женщину с петухом»?
— Верно, не говорил. Но думал. Сейчас подумал. И правильно. Лучше бы ты меня оставил тогда на улице, в грязи, под дождем. Лучше бы меня сбила машина, все равно, пусть на смерть. Уж по крайней мере тогда я бы не познакомилась с ТОБОЙ. Вот это и было самое главное несчастье в моей жизни. Я ненавижу тебя, ненавижу твой лживый дом. Рафинированные интеллигенты, да вы хуже последних скотов, хуже бомжей с вокзала. Потому что те, по крайней мере, не врут, не говорят красивых слов, не прикидываются солью земли. Ах, мы художники, искусствоведы, ученые, мы петербургская интеллигенция с корнями. Корни у вас сгнили, и сами вы — гадость!
И с последним словом она с размаху бросила трубку на аппарат и тут же разрыдалась.
Кристина была уверена, что Вадим больше; не позвонит, но телефон зазвонил снова. Она сняла трубку и услышала:
— Я был рад узнать твое мнение о себе и о моей семье. Прекрасно, что все наконец выяснилось. Прощай.
Послышались короткие гудки. Все было кончено.
Прошло какое-то время, может, полчаса, может, чае, внутренние часы Кристины остановились. Как сквозь толщу воды зазвонил телефон, и она вяло, как будто тело действовало без всякого ее ведома, подняла трубку. Ей было все равно. Даже если это Вадим. Безразличие достигло на шкале предельной точки.
— Кристина? — услышала она голое, который не узнала, да и не жаждала узнавать. — Как дела? Как настроение?
— Все прекрасно, — деревянным голосом ответила Кристина. — Лучше, безусловно, не бывает.
— Но мне кажется, ты чем-то расстроена?
— Вовсе нет. С чего вы взяли?
— Но ты узнала меня?
— Невежливо говорить «ты» человеку, который обращается к вам на «вы».
— Так обращайся ко мне на «ты», я ничего не имею против! — развеселились в трубке.
— Зато я имею, — сухо ответила Кристина.
— Но ты меня узнала?
— Да.
— И у тебя нет настроения разговаривать?
— Ни малейшего.
— Ну тогда пойди пройдись и успокойся, а я позвоню попозже.
Кристина повесила трубку. Антон. И чего ему надо? Почему он всегда появляется именно тогда, когда происходит что-то плохое? Но он вывел ее из шокового состояния, реальность вернулась, а вместе с ней и боль. Она снова отчетливо вспомнила все, что сказала Лидия, и снова в который раз засомневалась: а правда ли то, что та рассказала? Это могла быть больная фантазия Лидии, ведь в последнее время она частенько звонит в каком-то странном состоянии. Увидела кого-то, похожего на Вадима, и вообразила невесть что. Вполне возможно. И как она могла разглядеть, что и как он делал в машине. Можно подумать, что она стояла рядом и заглядывала внутрь. Нет, совершенно ясно, что это какая-то чушь.
Чем больше Кристина думала над тем, что сообщила ей подруга, тем больше убеждала себя, что ничего этого не было и быть не могло, а Лидии просто что-то примерещилось и она приняла за Вадима и Валерию неизвестную пару. Но если так, то можно понять и злость Вадима, когда Кристина начала его обвинять в том, чего не было.
И все-таки Кристина не могла успокоить себя окончательно. Потому что для этого ей надо было поверить! в любовь Вадима, а это, увы, было трудно, почти невозможно. Упрямые факты твердили свое: он не звонил уже много дней, все разговоры происходили по ее инициативе, и когда ей удавалось его застать, он разговаривал с ней так, как не говорил раньше никогда. И открыл ей о себе такое, чего не хотел открывать, пока любил.
— Глупый, — бормотала Кристина. — Глупый… Неужели я бы не поняла…
И было жаль упущенного времени, потому что, знай она обо всем раньше, ничего, возможно, и не произошло бы. Она бы вела себя по-другому. Уж во всяком случае не позволила бы ему швырять деньги на дурацкий день рождения, который все равно никому не принес радости. Кристину пронзила мысль о том, что, возможно, именно для того, чтобы устроить этот отвратительный поход в «Асторию», Вадим собирался продать «Женщину с петухом». Ради чего? Чтобы ЭТА набивала живот креветками с авокадо? Но теперь ничего не поправить, ничего.
Кристине, вернее, ее разбегающимся мыслям вдруг стало тесно в маленькой комнатке, которая показалась узкой и душной. «Действительно, пойду пройдусь», — решила она и вышла в прихожую.
— Христя, ты куда же на ночь глядя? — спросила бабушка. — Темно уже.
— Я пойду подышу воздухом, — сказала та и, увидев тревогу в бабушкиных глазах, добавила: — Ну что со мной может случиться? А как люди с собаками гуляют? Еще и позже выходят. Если бы у нас была собака, ты бы меня тоже не пускала?
— Так то с собакой, — покачала головой Антонина Станиславовна. — Это совсем другое дело.
Кристина взяла старую джинсовую курточку, хотя она мало подходила для холодной мартовской погоды, надела кроссовки и вышла на лестницу. Она спустилась на этаж, когда внизу хлопнула входная дверь и послышались чьи-то шаги. Кристина прислушалась: мужские. Она замерла на месте, потому что вдруг отчетливо поняла, что идут К НЕЙ. Как и почему она это почувствовала, она и сама не могла бы объяснить, но мысль была ясной и четкой: «Идет ко мне». На миг мелькнуло: Вадим?!
Сердце взмыло ввысь и оттуда ухнуло в пропасть. Шаги поднимались, вот они уже на втором этаже, вот поднимаются еще на один пролет. На лестнице показался Антон.