«Ты, малыш, и не лезь, куда не надо, – маэстро Карл сегодня был на редкость разговорчив. – Лезь, куда надо. Работай с базовой моторикой, а остальное не трогай…»
«Тут без нас уже потрогали, – бесцеремонно вклинился Добряк Гишер. – Вон, рожа!.. И рука. Ослеп, что ли?»
Действительно, со вчерашнего дня у Пульчинелло добавилось «украшений». Ссадину на лбу Лючано заметил не сразу: ее, падая, закрывала прядь волос. Синяк под левым глазом слабо выделялся на смуглом лице. Вдоль правого предплечья тянулись четыре длинные царапины. Следы ногтей?
Когтей?!
Тарталья уловил еле ощутимый запах лекарств. Антисептик со стимулятором регенерации; скорее всего – солдатский «коктейль»-универсал, оптимум для быстрого заживления ран. Значит, помощь блондину оказали.
Но кто его бил?
Проклятье, что здесь вообще происходит?!
«Замазка» в миске кончилась. Лючано отнес посуду в автомойку; прихватив по дороге салфетку, подсел к «овощу».
– Ну-ка, пробуй сам. Это салфетка, Пульчинелло. Ей вытирают губы. Смотри на меня. Смотришь? Хорошо. Запомнил? Теперь ты. Бери…
Он вложил салфетку в пальцы Пульчинелло. Тот медленно, с усилием повернул голову. Уставился голубой, бездонной пустотой: что это нам дали? Чудилось, от напряжения пустота темнеет, превращаясь в черноту космоса, насквозь прошитую звездной канителью. Вторая рука «овоща» осторожно, словно боясь причинить вред, гладила Лючано по плечу.
Теперь, когда Тарталья был обнажен по пояс, сомнений не осталось: Пульчинелло влекла татуировка, и ничто иное. Со вчерашнего дня она разрослась. Змеи-щупальца добрались до груди, осваивая новые пространства, сползли к локтю, явно вознамерясь в ближайшее время взять и этот хрупкий рубеж.
«Они меня скоро всего опутают! Говорят, некоторым женщинам нравится. Николетте, в частности. Вопрос в другом: понравится ли это мне?!»
Пульчинелло, не интересуясь терзаниями кормильца, ласкал татуировку. Это занятие доставляло ему удовольствие. Словно «овощ» дорвался до невинного, на первый взгляд, но запретного наслаждения: вдосталь наковыряться пальцем в носу или поскакать босиком по лужам.
«Так думают о ребенке, малыш. Не обольщайся!»
Пальцы Пульчинелло скользили по змеям, на миг задерживались в области центрального «кубла» – и двигались дальше. Гладь Лючано красивая женщина, а не безмозглый «овощ», было бы гораздо приятнее. Сюда бы Ирасека, любителя мужчин – вот бы порадовался…
Задумавшись, он прозевал момент, когда блондин поднес салфетку к лицу и стал неуклюже тыкать ею в губы. Тарталья смотрел на чудо, как завороженный. Неужели «овощ» все-таки поддается обучению?! Вскоре остатки «замазки» исчезли с лица Пульчинелло, а салфетка превратилась в лохмотья.
– Молодец! – он забрал мусор у подопечного и отправил в утилизатор. – Гений! Если б ты еще сумел пожаловаться на обидчиков…
Лючано коснулся царапин на предплечье.
– Но ты ведь не ябеда, верно?
Вспомнились измочаленные костяшки пальцев лысого громилы.
– А может, били не только тебя? Ты тоже бил? Да?
Блондин вздрогнул, как от пощечины. Замотал головой, вскочил, продолжая трястись. Лючано отшатнулся, но Пульчинелло не собирался нападать на него. «Овощ» кружил по камере, выставив перед собой руки – прикрываясь от невидимых ударов, уклоняясь, атакуя в ответ.
– Ты дрался? Ты хочешь мне показать?!
Разумеется, блондин не ответил, но начал двигаться быстрее. Страх оледенил сердце Лючано. Пустоглазое существо с лицом дебила танцевало так, что взгляд не успевал следить за ним. Казалось: враг Пульчинелло находится здесь! Просто он движется еще быстрее, скользя между мгновениями…
Тарталья вжался в угол. Удары «овоща» были сокрушительны: попадешь под такой – реанимация обеспечена. Вот блондин присел, раскорячась, вцепился в кого-то, с натугой поднял и бросил через себя. Извернувшись, упал сверху, орудуя локтями. Снова вскочил – схватил, бросил, упал. Вскочил. Схватил, бросил… упал…
Его заклинило, с ужасом понял Лючано. Он не может остановиться. Будет повторять фрагмент боя до бесконечности, пока не откажет сердце. Надо что-то делать! Остановить, вывести из безумной круговерти…
Он потянулся к пучку моторика.
«Осторожней, малыш!»
«Вижу, маэстро.»
Мерцающие нити «овоща», каких он не встречал у других кукол, были натянуты до предела. Они ярко светились, будто лучи контрольных лазеров. В придачу нити зримо вибрировали на манер басовых струн. Низкий инфернальный рокот звучал сильнее, чем в прошлый раз. Ворс шевелился, каждая ворсинка топорщилась на особицу; нити уходили в темную глубину безусловных рефлексов, исчезая. У Лючано не возникло ни малейшего желания выяснить, куда же они все-таки ведут. Ишь, гудят! – точь-в-точь агрегаты в лаборатории «электро-Гассана».
Ну их в черную дыру…
Это было легче сказать, чем сделать. Басы расходились в разные стороны под всевозможными углами, пересекались друг с другом, связывая пучки в чудовищных, невообразимых сочетаниях. Фактически они образовывали комплекс дополнительных пучков, чье назначение оставалось загадкой. Миновать их, корректируя обычную моторику, было крайне сложно. Так, тянем, ослабляем, правим; движения замедляются…
Давай, баклажан!
Гораздо медленнее, чем раньше, но «овощ» все равно повторял треклятую комбинацию: присел, схватил, бросил… Нет, не годится! Надо сбить его с ритма, вытолкнуть из колеи; сломать рисунок движения. Лючано начал косвенную коррекцию: чтобы Пульчинелло, приседая на бросок, потерял равновесие и упал. Ничего не получилось. Как хорошо раскрученный волчок, «овощ» обрел устойчивость; он наворачивал оборот за оборотом, не желая заваливаться набок.
На миг отпустив нити, Тарталья перевел дух. Движения Пульчинелло начали вновь ускоряться. Проклятье! Неужели все насмарку?! Позвать ланисту? Пусть вкатят идиоту дозу снотворного, заряд из парализатора, наденут смирительную рубашку, спеленают стасис-полем…
«Нет, дружок. Ты уж будь добр – сам. Зря я, что ли, тратил время на такого болвана?»
«Думаешь, поможет? А, Гишер?»
«Ученику бокора помогло, – пожал плечами старик-экзекутор. – Королева Боль милосердна. В конце концов, что ты теряешь?»
Один из двух альтер-эго Тартальи не ошибался. Голова наполнялась болью, как шприц эвтанатора – ядом. Если он сейчас же не разорвет контакт… Но яд иногда служит лекарством. Вновь ухватив пучок моторика, Лючано замедлил, как мог, «бой с тенью», который вел Пульчинелло. И едва движения подопечного обрели текучесть кипящей смолы, боль хлынула наружу, извергаясь в «овоща».
Нити-струны вспыхнули ярче сверхновой.
К дальнейшему Лючано оказался совершенно не готов. Он дернулся, уверенный, что сейчас его накроет, как вчера. Но басовый рокот оборвался. «Струны» начали тускнеть и съеживаться, уползая в темную глубину. Там расцветали, быстро увядая и сливаясь с окружающим мраком, «тюльпаны» – похожие на те, что возникают в разрывах континуума, когда звездолет после РПТ-маневра выходит из гипера.