– Пируйте, господа! – Зигфрид фон Майнц встал. На миг в зале стало тихо, хотя маркграф отнюдь не повышал голоса. Просто некий холодок пробежал меж столами. – Пируйте, не стесняйтесь! И простите меня, что покидаю вас в столь раннее время…
«Час настал», – поняла Белинда.
Здесь и сейчас.
Она подняла взгляд на маркграфа. Улыбнулась. Опытно и завлекающе. Теперь отхлебнуть из оловянного кубка. Облизать губы язычком. Медленней. Еще медленней. Эти трусы попрятали жен и дочерей. Трусы боятся за своих трусих. Тем лучше. Тем легче.
– Вы оставляете нас, мой рыцарь? Как жаль…
Пауза.
Точно рассчитанная, выдержанная, словно старый херес.
– А я полагала, что эту ночь проведу не одна…
У него в опочивальне наверняка отыщется меч. Или кинжал. Кровь не станет брызгать – было бы нелепо совершать подвиг в одежде, испачканной красным. А утром Белинда выйдет ко всему городу, держа мешок с головой поработителя. На картине «Юдифь и Олоферн» работы безумного живописца Фонтанальи все по-настоящему: красиво и возвышенно. Без пятен крови и синюшного цвета лица у покойника. И будут греметь колокола собора Св. Иоанна, а трубадуры примутся славить подвиг гордой девицы, и Господь не допустит скверного и постыдного греха, ибо Господь всегда на стороне добродетели!
– Не стану вас разочаровывать, милочка. – Зигфрид фон Майнц приветливо глядел на дочь бургомистра. Рыхлая дуреха нарядилась в самое дурацкое платье, какое ему доводилось видеть. – Гюнтер, прелестной фрейлейн не хочется ночевать в одиночестве. Холодно и грустно. Ты понял меня, Гюнтер? И скажи своим молодцам, что я прикажу повесить всю вашу сотню одного за другим, если прелестная фрейлейн останется недовольна. Ты хорошо понял меня, мой верный, мой разумный Гюнтер?
Гюнтер фон Драгмайн, начальник охраны молодого маркграфа, всегда понимал господина с первого раза.
– …Нет! Не трогайте меня! А-а-а!..
– Успокойтесь, милочка! Все в порядке, вы здесь, с нами! Это понарошку, все хорошо…
– Да уж, лучше некуда…
– Грязные, потные… Скоты!
– Тише…
– Как он мог! Мерзавец!..
– Тише! Услышат…
Люкерда скорчилась у сундука, содрогаясь от беззвучных рыданий. Присевший рядом Джакомо ласково гладил девицу по растрепавшимся волосам, пытаясь успокоить.
– Марцин, это ты остановил игру? На сей раз все закончилось куда быстрее…
– Да, я.
– Благодарю вас, молодой человек. Люкерда бы этого не пережила.
– Я догадался. – Щеки юноши были пепельно-серыми, и жилка в углу глаза билась рыбой, выброшенной на берег. Чувствовалось: он еле держится на ногах, но странная сила, удивительная даже для самого Марцина Облаза, вставая из глубин души, не позволяла рухнуть в забытье. – Что ж, дело за мной. Мой учитель слишком долго колебался. Извините, мейстер Бьярн, что тревожу ваш прах…
Песок взлетел наверх быстрее обычного.
С трепетом ученик потянулся к массивной башне.
…Бьярн Задумчивый отложил перо и присыпал песком написанное. Чернила совсем свежие. Пусть просохнет. Выбор всегда остается за нами. Всегда… Старый маг удивлялся себе. Еще час назад твердо зная, что любое прямое вмешательство лишь осложнит положение, – Бьярн даже знал, почему! – он вдруг передумал. Решительно и бесповоротно. Надо действовать. Завтра Хольне падет. Скорее всего, никакой осады не будет. Бургомистр Клаас ван Дайк, человек благоразумный, вынесет маркграфу ключи от вольного города. Обрекая горожан на разорение, но спасая от резни. Прошлым вечером бургомистр заходил к магу в гости. Спрашивал: если упрямое ополчение во главе с Рихардом Броозе, старшиной цеха мясников, все-таки рискнет оборонять стены, не сумеет ли досточтимый мейстер Бьярн помочь с обороной? Э-э… дождь, например, огненный. Или, значит, молнии о пяти зубцах. Исключительно на вражьи головы.
Тогда… э-э… бургомистр готов поддержать идею обороны.
– Вы умный человек, гере Клаас, – сказал Бьярн Задумчивый. – Вы поймете. Да, наверное, я бы мог оказать посильную помощь. Но позвольте объяснить, почему я не стану этого делать. Скажите, если вы берете кредит из малозаконных источников, в придачу сомневаясь в своей будущей платежеспособности, – вы же понимаете, что отдавать все равно придется? Только иначе, чем предполагалось.
– Э-э… понимаю, – кивнул бургомистр.
Он был отнюдь не так робок и глуп, каким хотел казаться.
– Гере Клаас, – сказал маг. – Если даже мне, человеку преклонных лет, хватит сил на молнии о пяти зубцах, – согласитесь, мне придется убивать. А всякий член Аальтрихтской Ложи знает: истинный маг избегает убийств. Ибо заключает соглашение с судьбой: посягать на знание, не посягая на жизнь. Каждый сам устанавливает границы отведенных территорий.
– Но вы можете убивать? – спросил бургомистр.
– Да, гере Клаас, – ответил старик. – Могу. Просто тогда я беру взаймы у судьбы, предоставляя ей право ответного хода. Сколько убью я, столько вправе убить она. По своему выбору. Она может это делать или не делать, сегодня или завтра, попадая или промахиваясь, добрых или злых, смеясь или плача… Но ход будет за ней.
Вы хотите сыграть с судьбой на тысячу жизней, гере Клаас? На две? Три тысячи?
– Я сдам город, – сказал бургомистр, беря с вешалки шляпу. – Я не стану вынуждать вас брать взаймы у судьбы. И даже не потому, что вы – мой друг, мейстер Бьярн.
Он умел принимать решения, Клаас ван Дайк.
Завтра Хольне падет. Еще через пять дней Зигфрид фон Майнц двинется на Ополье. Скорее всего, Ополье также падет быстро: при сложившейся ситуации князю Рацимиру не удастся остановить майнцев. После настанет черед моравских княжеств. Наемники хлынут в армию удачливого полководца. Начнется кровавое половодье. И однажды могущественный Хенинг окажется перед лицом гибели, перестав сдерживать вечный вызов Майнцской марки.
Возможно, судьба украдкой делает свой ход?
Перекраивая и сшивая заново?!
Жажда действия, опрометчивого и решительного, ранее не свойственная Бьярну, вдруг обуяла душу. Словно там поселился тайный гость, переставляя мебель и выметая пыль из углов. Маг почувствовал себя молодым. Наивным – наивность сильна, она позволяет не задумываться над последствиями. По прошествии всего надо будет написать «Похвалу наивности».
Но это – потом.
Бьярн вышел в ночь. Луна жевала край темных облаков, изредка сплевывая желтую слюну на булыжник мостовой. Маг стал в лунный плевок. Посмотрел на тень, распластавшуюся у ног.
– Вставай! – велел он, чувствуя, как сила заполняет его целиком.