— Доброе утро, — приветливо произнесла она.
— Я — Рик Холман, — представился я.
— Ждет ли вас мистер Крюгер?
— Возможно, — ответил я. — Обычно он меня ждет. Карие глаза поплыли на мгновение в сторону.
— Я имею в виду, мистер Холман, договорились ли вы с ним о встрече?
— Нет, — твердо ответил я. — Я считаю, что любая форма искусственного украшательства излишня в наш современный век, — грустно улыбнулся я. — Просто хочу, чтобы люди любили меня из-за меня самого. Не находите ли вы, что я слишком многого требую?
— Уверена, вы не нуждаетесь в предварительной договоренности, — произнесла она тихим голосом. — Пожалуйста, вот в эту дверь, мистер Холман.
— Почему бы вам не признаться, — продолжал я, — вы ведь не полюбите меня. А я готов полюбить вас. Я как наяву вижу нас вместе, — мечтательно продолжал я. — Вы бегаете по пляжу, освещенному пятнами солнечного света в одной этой черной кофточке, а я догоняю вас. Но на самом деле вовсе не хочу догнать вас, потому что мне ужасно нравится весь ваш вид.
— Проходите сейчас же к мистеру Крюгеру! — предложила она звонким шепотом. — Не то боюсь, что поставлю вас в неловкое положение тем, что истошно завоплю.
Я, не постучав, прошел в кабинет Манни, потому что знал, что он всегда прячется в чулане, если к нему кто-то постучится, и делает вид, что находится в отпуске. Он сидел спиной ко мне, уставившись через широкое сплошное стекло окна на улицу, не обращая внимания на гору бумаг, скопившихся на его массивном, с кожаным верхом письменным столе. Я на цыпочках прошел по комнате до самого письменного стола, потом громко откашлялся.
— Ой! — Манни дико испугался и, подпрыгнув на стуле, вскочил, сделал три шага и внезапно остановился.
— Как поживает ваша мама? — спросил я заискивающе.
— Никогда не делайте этого! — Его увеличенные зрачки свирепо смотрели на меня через толстые стекла очков. — Вы чертовски хорошо знаете, что одного я терпеть не могу — это когда вот так кто-нибудь крадучись подбирается ко мне.
— Похоже, у вас новая секретарша, — дружелюбно произнес я.
— Не смейте прикасаться к ней своими распутными руками! — Он свирепо нахмурился, глядя на меня. — Она милая, невинная девушка. И я взял ее под свое покровительство, чтобы уберечь от злых хищников, которыми кишит этот город ангелов — Лос-Анджелес. — Кадык на его горле резко подпрыгнул. — Как поживает — кто, вы спросили?
— Ваша мама, — терпеливо повторил я. — Вы не забыли про нее, Манни? Та, которая сломала ногу, катаясь на лыжах в Австрии?
— Значит, я все-таки одурачил вас вчера, да? — Его лицо прямо-таки светилось от восторга. — Вы решили, что я являюсь своим собственным братом, верно? — От удовольствия он даже захихикал. — Как вам это понравилось?
— А что вы можете сказать о Глории Клюн? Мгновенно выражение его лица изменилось: на нем, словно в калейдоскопе, промелькнуло все — от восторга до агонии, а сам он вдруг превратился в надломленного жизнью человека. Он, прихрамывая, заковылял к своему стулу, медленно опустился на него, и я вовремя, видя все это, сообразил, что не следует испытывать его терпение и произносить шутливые слова.
— Вы слышали о Шульце? — спросил он поникшим голосом.
— Мне сообщил об этом Моррис Даррах. Как раз перед тем, как нанял меня отыскать эту девушку Клюн.
— Вы — единственный проблеск надежды, Рик! — взволнованно произнес Манни. — Луч света, пронизывающий грозовые облака, которые нависли надо всеми нами. — Его глаза увлажнились. — Я рад, что Даррах нанял вас, Рик, и доволен также, что мы опять в одной упряжке. Старые приятели вместе и…
— Ах, прекратите, — прервал я его.
— У вас нет души. — Он печально покачал головой. — Вы не понимаете возвышенных чувств. Нет…
— Что вам известно о Шульце? — опять прервал я его.
— Кажется, Моррис Даррах говорил вам о Джейсоне Траверсе и его гениальной идее насчет женской роли?
— Конечно, — подтвердил я. — Он настаивал на том, чтобы эту роль исполняла неизвестная девушка и чтобы выбор остался за ним.
— Затем он подкинул этого Вилли Шульца, которого отрекомендовал как великого открывателя талантов. — Манни многозначительно пожал плечами. — Если он так хорош в этом деле, то я давно бы услышал о нем, но этого не случилось. Да и кто станет спорить с таким авторитетом, как Траверс, который позволял себе уходить со съемок только потому, что ему не понравилась бородавка на носу кинооператора, и отсутствовать три дня?
— В какой последовательности они появились? — поинтересовался я. — Сначала Вилли, потом эта девушка Клюн? Или наоборот?
— Они появились вместе. Траверс привез их сюда вместе и представил с такой помпой, будто они лауреаты премии «Оскар», а потом отошел в сторону, дожидаясь аплодисментов.
— И он оказался прав относительно девушки?
— Прав!.. — Манни закрыл глаза и поцеловал кончики своих пальцев. — Она ослепительна, Рик! Фильм с ней ждет огромный успех!
— О'кей, — заметил я. — Кому же тогда понадобилось убивать Вилли Шульца? И потом увезти девушку?
— В этом вы абсолютно правы, — кивнул он. — Вам следует ответить именно на эти два вопроса, и тогда вы не только проясните всю ситуацию, но и окончательно решите исход всего этого дела.
Он поднялся на ноги и наклонился над столом в мою сторону, выбросив вперед правую руку. На меня так подействовал его жест, что я инстинктивно пожал его руку, не успев осознать, какого дурака я свалял.
— Удачи вам, Рик, старый приятель! — У него просто от волнения перехватило горло. — Вложите в это все, на что вы способны. И сообщите мне, когда все будет кончено, чтобы мы смогли продолжить работу и отснять потрясающую картину!
Манни повернулся ко мне спиной и снова уставился в широкое окно из сплошного стекла. У меня не хватило нахальства хоть как-то испортить его благодушное настроение, поэтому я тоже повернулся и направился к двери.
— Ванда Спокейн, — произнес он, когда я уже взялся за дверную ручку.
— Это какой-то курорт? — оглянулся я.
— Надеюсь, не для вас, — неистово выпалил он. — Во всяком случае, не для такого непристойного соблазнителя, как вы, Рик.
— Так зовут вашу секретаршу? — догадался наконец я, произнеся это с ужасом в голосе. — Еще и Ванда Спокейн?
— Не забывайте, что она находится под моим непосредственным покровительством, — предостерег он деревянным голосом.
— Такая мысль, конечно, неприятна, — согласился я, открывая дверь.
Карие глаза изучающе смотрели на меня, когда я опять подходил к ее письменному столу.
— Солнечные пятна? — спросила она.