Легенды ночных стражей КНИГА 3 СПАСЕНИЕ

ГЛАВА I Кровавый рассвет

Шлейф кометы полоснул по рассветному небу, и в алом свете восходящего солнца совам на миг показалось, будто хвостатая звезда истекает кровью. Все уже устроились на сон в дуплах Великого Древа Га'Хуула. Все, кроме Сорена, который сидел на самой верхней ветке самого высокого в мире дерева и смотрел в небо, ища в нем хоть какой-то след своего любимого учителя Эзилриба.

Вот уже почти два месяца от Эзилриба не было ни слуху ни духу. Самый старый и мудрый наставник Великого Древа улетел на опасное задание в Ночь Великого Падения, когда рыцари Га'Хуула спасли множество совят.

Каким-то таинственным образом несколько десятков неоперившихся малышей очутились на земле, как будто свалились с неба. Часть несчастных разбилась насмерть, многие были серьезно ранены, а многие окоченели от холода и впали в беспамятство.

Вокруг не было ни одного совиного гнезда, птенцы были найдены на голой равнине, где вообще не росло дуплистых деревьев. Никто не знал, каким образом все они очутились в этом странном месте. Совята словно пролились дождем с ночного неба. Среди найденышей была и родная сестра Сорена, Эглантина.

Прошло уже больше года с тех пор, как его коварный старший братец Клудд выбросил Сорена из родительского дупла. Попав в когти обитателей каньона Сант-Эголиус, Сорен навсегда распрощался с надеждой вновь увидеть родных — отца с матерью и сестру. Но даже сбежав вместе с Гильфи — сычиком-эльфом и своей лучшей подругой из воспитательного ада — Академии для осиротевших совят, и обретя свободу, он не решался надеяться на подобное чудо.

И вдруг его друзья, огромная бородатая неясыть Сумрак и пещерный совенок Копуша совершенно случайно обнаружили Эглантину в Ночь Великого Падения среди множества других лежавших на земле совят. Тогда же мудрый учитель Эзилриб, который покидал Древо лишь в редких случаях, отправился выяснять причину этого ужасного события и бесследно исчез.

«Какая несправедливость! — мрачно подумал про себя Сорен. — Не успел я обрести сестру, как потерял любимого учителя!»

Совенок прекрасно понимал, что рассуждает, как законченный эгоист, но ничего не мог с собой поделать. Эзилриб значил для него слишком много. Именно этой старой ворчливой пятнистой совке он был обязан своими знаниями и навыками.

Просто не верилось, что при первой встрече учитель произвел на Сорена такое неблагоприятное впечатление. Кроме того, что голос Эзилриба напоминал далекие раскаты сердитого грома, наставник был вечно неопрятен, один глаз у него косил, а изуродованную лапу венчали три когтя вместо четырех… Что и говорить, назвать Эзилриба красавцем было нелегко. «К нему надо просто привыкнуть», — не уставала повторять Гильфи. Выходит, Сорен привык.

Эзилриб был суров, часто ворчал, не терпел суеты и бестолковости, однако на всем Великом Древе Га'Хуула не было более заботливого и внимательного наставника и воспитателя.

Молодые совы-ученики Великого Древа объединялись в клювы — небольшие группы, где наставники обучали их разным премудростям, необходимым будущим стражам Га'Хуула, хранителям всего совиного царства. Эзилриб был наставником сразу двух клювов — всепогодников и угленосов. Несмотря на внешнюю суровость, он умел ценить юмор и порой отпускал шуточки, которые одноклювница Сорена, пятнистая сова Отулисса не без основания называла «грязными».

Эта Отулисса была помешана на своей родословной. Самое любимое ее слово было — «шокировать». Послушать Отулиссу, так она была постоянно «шокирована» «грубостью» Эзилриба, его «неделикатным обхождением» и отсутствием «хороших манер». На что Эзилриб неизменно советовал ей «быть проще». Однако, надо заметить, постоянные препирательства с наставником не мешали Отулиссе быть отличной ученицей и надежным членом клюва, что для Эзилриба было гораздо важнее ее несносного характера.

Но теперь все это было в прошлом. В их клюве давным-давно не было слышно ни перебранок, ни шуток. Ученики больше не взбирались на гребни воздушных потоков, не кувыркались в каналах, не ловили ветер, не карабкались по облачной рвани и не развлекались старой доброй кутерьмой. Полеты в бурю и шторм были отменены. Без Эзилриба жизнь его учеников стала бесцветной, ночь — бледной, звезды — тусклыми, а теперь еще эта комета огромной раной зияла в небе, разрывая рассвет.

— Многие считают комету дурным предзнаменованием.

Сорен почувствовал, как ветка, на которой он сидел, легонько качнулась.

— Октавия? — воскликнул он, когда толстая домашняя змея подползла ближе. — Что вы тут делаете?

— То же, что и ты. Жду Эзилриба, — вздохнула Октавия.

Как и все домашние змеи, которые прибирали совиные гнезда, уничтожая в них паразитов, Октавия была слепой: по бокам головы вместо глаз у нее были две едва заметные вмятинки. Но, как известно, змеи славятся необыкновенным чутьем, немногие птицы могут соперничать с ними остротой слуха и тонкостью осязания. Поэтому, если бы в воздухе вдруг послышался знакомый шелест крыльев, Октавия первая узнала бы о возвращении Эзилриба.

Вообще-то совы летают бесшумно, их крылья рассекают воздух так тихо, что не всякая змея это заметит. Но старая Октавия с ее тончайшим музыкальным слухом, отточенным долгими годами музицирования в гильдии арфисток мадам Плонк, была особо чувствительна к малейшим колебаниям воздуха.

Среди творческих объединений домашних змей Великого Древа гильдия арфисток считалась самой престижной. Милая старая слепая змея миссис Плитивер, служившая еще у родителей Сорена и чудом повстречавшаяся ему после бегства из Сант-Эголиуса, тоже состояла в этой гильдии, где слепые змеи сновали между струнами арф, аккомпанируя волшебному голосу мадам Плонк — красавицы-певицы из семейства полярных сов.

Октавия на протяжении многих лет служила мадам Плонк и Эзилрибу. Когда-то давно они прибыли на остров Хуул из далеких земель Северного царства, что лежит возле Ледяных Проливов. Слепая Октавия была беззаветно предана Эзилрибу. Сама она не любила распространяться о прошлом, но на острове поговаривали, будто когда-то Эзилриб спас ей жизнь, и что в отличие от остальных слепых змей, Октавия не родилась незрячей, а ослепла при каких-то странных обстоятельствах. Так это или нет, но чешуя у Октавии и впрямь была не розовой, как у других домашних слепых змей, а бледно-голубоватой, с зеленым отливом. Старая змея тяжело вздохнула.

— Ничего не понимаю! — пожаловался Сорен. — Он слишком умен, чтобы заблудиться!