Ему казалось, будто он живым заглянул в бездну Хагсмира, совиного ада. Может быть, это не огонь отражается в водах озера, а пляшут демоны ада, ужасные хагсфинды, у которых дюжины крыльев, отороченных пламенем? Что, если это новые, еще более ужасные чары колдовских озер? Возможно, они насылают огненную слепоту, ужас и проклятие на всех угленосов? Такое случается, когда смертоносная красота огня настолько завораживает сову, что она теряет власть над своими крыльями. Несчастная утрачивает летный инстинкт, камнем падает на землю или тонет в воде, если беда застает ее над водоемом.
Послышался оглушительный удар грома, и молния с шипением обрушилась в озеро, так что танец огня мгновенно растворился в яростной, ослепительной белизне.
И в эту долю секунды в памяти Сорена, фрагмент за фрагментом, всплыл сон, увиденный в самом начале лета: сначала туман, потом море, усеянное обрывками бумаги; затем он оказался над морем и в то же время в Клювах; а дальше озера разбились на тысячи сверкающих осколков, и их слепящая белизна всколыхнула забытое чувство опасности.
«Сейчас не время разгадывать сны! — попытался отмахнуться Сорен. Но тут в ушах его прозвучала собственная клятва: Я соберу эти озера — кусок за куском. Клянусь, миссис Плитивер: кусок за куском!»
Теперь он знал, что означает эта белизна.
— Нира! — завизжал Сорен.
Он понял, что случилось с Примулой и Эглантиной.
Постепенно, «кусок за куском», эта ужасная сова подчинила их своей власти, забрала их разум, их инстинкты, а теперь и сами их жизни!
— Где Священный шар? — пронзительно завизжала Нира. — Кто взял его? Где он, отвечайте!
— Не волнуйтесь, мадам, — пробасил Крушила, помощник Клудда, — здесь он у меня, в летной сумке.
— Попробуйте только уронить его, я вам всем глаза повыклевываю! А потом желудки вырву, ясно? — пригрозила Нира.
— Не тревожьтесь, ваше Чистейшество, все под контролем! — проорал второй стражник, стараясь перекричать рев пламени.
— Тут поблизости есть хоть одно безопасное дерево? — спросила Рыжуха.
Эглантина и Примула стояли в кольце здоровенных охранников. О побеге нечего было и мечтать. Но страшнее всех стражников была Рыжуха, в глазах которой горело злобное торжество.
Эглантина запоздало кляла себя за слепоту: Примула не зря предостерегала ее от этой дружбы!
Когда дерево вспыхнуло от удара молнии, сов отбросило в сторону, но не успели пленницы опомниться, как их окружили стражники.
«Интересно, о каком священном шаре они говорят? Что это за диковина такая?» — думала про себя Эглантина.
Однако сейчас было не время занимать себя пустяками. Надо было спасать себя и Примулу.
«Почему Примула так странно выглядит? Что они с ней сделали?»
— Безопасное дерево! — закричал кто-то из стражников. — Прямо по курсу хорошее дерево!
Прямо перед ними возвышался исполинский дуб, сильно опаленный, но продолжавший стойко сопротивляться огню. Его черные ветви зловеще темнели на фоне пылающей багровой ночи.
В стволе нашлось и дупло с узким, но вполне доступным для сипухи входом. В это дупло стражники грубо затолкали Примулу с Эглантиной.
— Сначала я позабочусь о Священном шаре, а уж потом займусь тобой! — прошипела Нира, просунув голову в дупло и устремив не предвещавший ничего хорошего взгляд на Эглантину.
— Пожалуйте, ваше Чистейшество! — Ккоролеве приблизилась еще одна огромная сипуха.
Эглантина оцепенела, увидев ослепительно-белое и совершенно круглое яйцо амбарной совы.
При виде яйца все стражи, словно по команде, нелепо подогнули лапы и опустили головы.
— Кланяйтесь! — проверещала Нира, с ненавистью уставившись на пленниц. — Кланяйтесь своему будущему повелителю!
Своему благодетелю и своему гонителю. Кланяйтесь новому Глауксу Чистейшему!
Эглантина с Примулой заморгали и неловко поклонились.
— Мне нужен мох, чтобы выстлать гнездышко для Священного шара. Я истратила весь свой пух. Эй, Жирдяй, Забулдыга, марш за мхом! Лучше всего кроличьи ушки, если сумеете разыскать. — Кроличьими ушками назывался самый мягкий и самый редкий вид лесного мха. — У нашего Маленького Чистюли должно быть все самое лучшее, — нежно пропела Нира, но глаза ее при этом оставались холодными и жестокими, совсем не похожими на материнские.
Отдав распоряжение, Нира развернулась и шагнула к Эглантине. Белоснежное лицо огромной совы потемнело от копоти. Черные глаза впились в маленькую сипуху.
— Она все знает, — зловеще протянула Нира. Она смотрела на Эглантину, но говорила так, будто бы обращалась к своей страже. В голосе ее слышалось жуткое спокойствие. — Она догадалась, что я не ее мамочка. Что я — Ее Чистейшество. Верно, дорогуша?
В тесноте дупла слово «дорогуша» прозвучало, как рычание. Эглантина съежилась, став почти вдвое меньше ростом. Желудок ее затрепетал как в лихорадке.
Примула украдкой бросила на подругу взгляд, в котором радость смешивалась со страхом.
Она была счастлива, что подруга пришла в себя и очнулась от смертельного гипноза. Но самой Примуле приходилось по-прежнему разыгрывать из себя сокрушенную дурочку, и она не могла придумать, как бы тайком предупредить Эглантину. Спастись можно только сообща, но как усыпить бдительность Ниры?
— Простите, Ваше Чистейшество, я должна была сразу догадаться, — подала голос Рыжуха. — Мне показалось странным, что она решилась лететь в такую непогоду, но я не заподозрила подвоха.
— Не заподозрила, что эта дурочка усомнилась в любви своей дорогой мамочки? — усмехнулась Нира, делая еще один шаг к Эглантине. — Бедняжка, она так хотела материнской любвииии, — издевательски протянула Нира и громко рявкнула: — А ее ждало чучело мамочки! — Она залилась хохотом. Стражники тоже глухо заухали. Нира продолжала сверлить глазами Эглантину, а потом вдруг спросила свою свиту, кивнув на Примулу: — А вот эта… Она как следует сокрушена?
— Не извольте беспокоиться, Ваше Чистейшество, — выскочила вперед пепельная сова, сторожившая Примулу. — Как есть сокрушена, дальше некуда.
— Нет, только не это! — простонала Эглантина.
— Да, именно это! — передразнила ее Нира и, помолчав, добавила: — Дорогуша!
«Не бойся, Эглантина! Не бойся! — думала Примула. — Ах, если бы я только могла дать тебе знать, послать условный сигнал или что-нибудь в этом роде… Что же мне придумать?»
Но ей не пришлось ничего придумывать. За нее придумала Эглантина. Она застыла, не сводя глаз с белоснежного яйца.
«Интересно, где Нира прятала его, когда я прилетала к ней в дупло?»
Эглантина готова была поклясться, что при ней Нира ни разу не упоминала ни о яйце, ни о том, как скоро из него должен вылупиться птенец.