Однако она была близка к французской короне по линии своей матери — Беатрисы Анжу-Сицилийской, дочери короля Карла, самого младшего из братьев Людовика Святого, и Беатрисы Провансальской, самой младшей сестры королевы Маргариты, его прекрасной супруги. Отцом ее был Филипп де Куртене, последний представитель рода, родившийся в пурпуре — Порфирогенет! — благодаря которому она стала внучкой Бодуэна II, вечно безденежного императора, бежавшего из своего дворца, роняя на пути знаки своей императорской власти...
Приехав во Францию, чтобы выйти замуж за Карла де Валуа, Екатерина получила право на почти королевскую жизнь, а сейчас уходила из мира, окруженная королевским церемониалом, но между двумя этими обрядами она существовала лишь в роли продолжательницы рода или, скорее, ценного украшения, ибо небо послало ей красоту... Супруг же ее отличался изрядной сноровкой в любовных утехах. Восемь лет первого брака принесли ему пятерых детей, и все были живы, две старшие дочери уже вышли замуж. Вместе с четырьмя детьми, которыми он был обязан ей, вернее, с тремя — крохотный Жан умер! — это составляло семью из восьми человек, и глава ее не собирался на этом останавливаться. Следуя за гробом покойной жены, одетый в черное с головы до пят, он уже размышлял о том, кто заменит в его постели бедняжку Екатерину. Почему бы не очаровательная Маго де Шатийон, конечно, еще слишком молоденькая, но, помимо красоты, обладавшая очень интересным приданым? В самом деле, для этого человека, обожавшего роскошь, деньги значили очень многое.
Когда кортеж, который украсили своим присутствием все вельможи королевства, достиг дворца в Сите, для короля и принцев ворота открылись, потом по Малому мосту он проследовал на большую улицу Сен-Жак-де-Прешер и поднялся на гору Святой Женевьевы, на вершине которой был расположен крупный монастырь якобинцев с часовней, где и предстояло упокоиться принцессе. Бывший странноприимный дом, предназначенный для паломников, которые отправлялись к Сантьяго-де-Компостела [27] — их путь начинался от собора Парижской Богоматери, — был, если не считать Храма, самым большим и самым богатым монастырем в Париже, благодаря покровительству Людовика Святого, который осыпал его благодеяниями, будучи очень привязан к нищенствующему Ордену Святого Доминика. Именно этот монастырь и послужил причиной того, что почти во всем королевстве доминиканцев называли якобинцами. В этом монастыре были погребены сердца сыновей святого короля, а последний из них, все еще живущий Робер де Клермон, также обретет здесь свою усыпальницу, как и сам Карл де Валуа и его брат Людовик д'Эвре. [28] И место для Екатерины было приготовлено здесь заранее.
Большая улица Сен-Жак была одной из двух самых главных в Париже — именно она пересекала город с севера на юг. Зеваки толпились здесь за двойным кордоном лучников, которые держали в руках гизармы: их поставили как из почтения к умершей, так и с целью пресечь возможные вылазки школяров, очень многочисленных в этом квартале. Смерть взывала к благоговению, так что любого рода волнения выглядели бы крайне неуместно. Толпа была молчаливой, сосредоточенной. Ей достаточно было наблюдать.
И пристальнее других всматривалась в процессию совсем молодая девушка, стоявшая на ступенях церкви Сен-Бенуа-ле-Бетурне между двумя мужчинами, хорошо одетыми, как и она сама, очень почтенного вида. Один был молодым — двадцать — двадцать два года! — второй гораздо старше, должно быть, отец обоих Наверное, это были брат и сестра, если судить по несомненному сходству, хотя в юноше не было ничего женственного, а девушка обещала стать истинной красавицей. Она была совсем юной — еще нет и пятнадцати! — но ее льняные волосы, мягкие, как шелк, отчасти скрытые капюшоном из голубого сукна, точеные черты лица, свежего, как яблочный цвет, и особенно необыкновенные глаза, бледно-серые с голубизной, в которых, казалось, отражалось изменчивое небо Парижа, уже привлекали внимание юношей, причем до такой степени, что ее брату Реми пришлось кое-кого одернуть. Поэтому она никогда не покидала отцовского дома без сопровождения матери, служанки или, как в этот день, мужских представителей фамилии. Но и повод был чрезвычайным: мэтр Матье де Монтрей, известный зодчий, уступил просьбам юной дочери, пожелавшей увидеть короля и придворных дам на похоронах принцессы. Это зрелище, конечно, было довольно печальным, но, тем не менее, великолепным. Такого она никогда не смогла бы увидеть в своей деревне. Итак, мэтр Матье, будучи знатоком Парижа, выбрал ступеньки церкви Сен-Бенуа, где он некогда возглавлял работы по реконструкции хоров, для своей малышки Од, за которой пристально следил брат Реми. Отсюда было хорошо видно, как кортеж поднимается по склону холма, и можно было наблюдать за ним вплоть до портала монастыря якобинцев.
Увидев Карла де Валуа, важно шагающего перед пышным катафалком из черного бархата, расшитого серебром, Од сморщила маленький носик, после того как отец назвал ей его имя.
— Не похоже, чтобы он очень горевал, — прошептала она. — У него лицо такое же сухое и застывшее, как у каменных фигур, которые вырезает мой брат!
— Принцу нельзя плакать на людях, — так же тихо отозвался Реми. — Это ниже их достоинства... и потом, черты лица искажаются.
— Кто же об этом думает, если по-настоящему страдает? Слезы текут сами собой, и не важно, если на лице от горя появляются морщины. А на лице этого принца не видно и крупицы горя! А ведь она была красива... и молода, — добавила Од, с состраданием разглядывая прекрасное неподвижное лицо покойной, которую, согласно тогдашнему обычаю, несли на погребение в гробу с открытой крышкой.
Смерть стерла следы последних мук, и в своем поистине императорском великолепном погребальном наряде она казалась такой же безмятежной, такой же красивой, как в день свадьбы. На рту с сомкнутыми губами, поддерживаемыми муслиновыми лентами, которые соединялись с резной короной, виделось даже подобие улыбки. Од на секунду преклонила колени и, перекрестившись, пробормотала:
— Кажется, будто она довольна тем, что покидает этот мир!
— Возможно, она достаточно настрадалась, чтобы заслужить рая, — ответил ей отец. — Если глаза ее души видят этот ослепительный кортеж, есть отчего быть счастливой... Смотри, ленты ее покрова держат принцы!
— Не только! Вон там, это ведь тамплиер, правда? Тот важный человек, у которого такая красивая борода?
— Это сам Великий магистр Ордена, монсеньор Жак де Моле, который совсем недавно приехал во Францию, покинув остров Кипр. А «несет» он усопшую, потому что по статусу равен принцу... Впрочем, он благословил оружие наследника трона, принца Людовика, когда того посвящали в рыцари...
— Из тамплиеров только он один присутствует на церемонии?
— Нет, сановники Ордена следуют в процессии чуть дальше. Смотри, вот наш сир король, которого ты так хотела увидеть!