— Ну как, я прошел твою инспекцию, любимая? — Он вопросительно вздернул бровь.

— Погоди. — Я бросила слишком заметный взгляд на и лошадиную половину его тела. — Я пока не успела проверить, не провисла ли у тебя спина.

Клан-Финтан фыркнул, схватил меня и с силой, совершенно не соответствующей званию дедушки, посадил к себе на спину.

— Скажешь тоже! — пробурчал он. — Предлагаю тебе, бабушка, держаться покрепче, иначе престарелый муж может сбросить тебя по дороге.

Я хихикнула, что было довольно неприлично для бабушки, сцепила руки на его широкой груди и укусила за плечо. Он с места взял легкий галоп, и мы направились в Большой зал, где нам предстояло одобрить выбор дочери, пусть даже мы были не в особом восторге от ее будущего мужа.

«Клан-Финтан прав. — Я отбросила все мысли о Морриган. — Мне приходится полагаться на отца и Богиню, верить, что они присмотрят за ней. К тому же, как ни крути, но Морриган все-таки мне никто. У меня есть собственная дочь, причем не в другом, а в моем мире. Нужно думать только о Мирне и моей жизни в Партолоне. Точка».

— Эй! — Я специально пощекотала ухо Клан-Финтана своим дыханием и прикусила его мочку, когда он вздрогнул. — Если я правильно подсчитала срок, внучка у нас появится в начале осени.

«В это время ребятишки в Оклахоме пойдут в школу».

— Заявляю, что осень — чудесное время для рождения ребенка, — уверенно произнес Клан-Финтан.

— Ну да... — сказала я, но мои мысли уже унеслись далеко.

Осень была временем, когда природа, да и вся Партолона в целом готовились к зиме. С рождением детей и прочими начинаниями обычно ассоциируется весна. Осенью, наоборот, все завершается. Опадает листва в лесах. Люди собирают последние фрукты, готовятся к наступлению коротких дней. Я нахмурилась, уперлась подбородком в широкое плечо мужа и задумалась насчет сложного символизма, который мог прийти в голову только бывшей училке английского.

Обычно Эпона тут же подавала голос, отчитывала меня за глупые выдумки. На этот раз она почему-то молчала.

7

Оклахома

Морриган провела в дороге больше часа, прежде чем поняла, куда едет. Она бросила взгляд на часы в приборной доске. Стрелки показывали начало одиннадцатого. Значит, до пещеры она доберется за полночь.

— Хорошо, — сказала себе девушка, стараясь успокоиться. — Для того, что я собираюсь сделать, зрители совершенно не нужны.

«Кстати, а чем же именно я буду заниматься?

Ладно, эту часть я пока не продумала. Если быть до конца честной, я вообще ничего пока толком не решила, просто знала, что должна уехать от родных, которые на самом деле не были таковыми. Живет в Партолоне некая особа, у которой есть мать, отец и дедушка с бабушкой. Ее собственные, но чужие».

От всех этих размышлений голова и сердце девушки едва не раскалывались.

— Так что же я буду делать, когда доберусь до пещеры? — спросила у себя Морриган.

«Прими свое наследие».

— Нет, — твердо заявила беглянка. — Не желаю ничего слышать об этом ни от кого из вас.

Она включила приемник, чтобы заглушить любое нашептывание ветра. Ей нужна была ясная голова, чтобы подумать, не прислушиваясь ко всяким голосам. Морри сомневалась в их правдивости, не знала, можно ли им доверять. Если фраза «Прими свое наследие» означала, что она должна осознать, кем является на самом деле, и попытаться выяснить, какими силами обладает, то именно так девушка и собиралась поступить.

«А как же материнский голос, который я услышала в пещере? Ему нельзя доверять! Ведь это была не Шаннон, бывшая школьная учительница английского и дочь Ричарда Паркера».

Морриган прикусила губу, чтобы сдержать слезы. Сколько она себя помнила, дедушка с бабушкой постоянно показывали ей фотографии красивой оживленной женщины, которая улыбалась ей с бережно хранимых снимков.

«Я всю жизнь мечтала о ней, представляла, что Шаннон сказала бы мне, если бы не умерла, и как мы жили бы вместе. Так вот, она не была моей матерью.

Меня родила Рианнон, верховная жрица другого мира. Потом эта женщина совершила грандиозный промах.

Какова мать — такова и дочь?

Всерьез надеюсь, что нет».

Морриган бросила виноватый взгляд на молчащий мобильник. Она выключила его, едва сев в машину.

«Старики будут волноваться за меня, а я не хочу причинять им боль. Они ведь любят меня. Я это знаю и сомневаюсь вовсе не в них, уже сейчас раскаиваюсь, что наговорила им столько резких слов. Я не сержусь на них, по крайней мере сейчас, когда у меня появилось время успокоиться и подумать. Они ведь не виноваты в том, что я не дочь Шаннон Паркер. Я даже смогла понять, почему они раньше ничего мне не рассказывали. Разве можно объяснить девчонке пяти, десяти, пусть даже пятнадцати лет от роду, что на самом деле она дочь жрицы из другого мира, которая поддалась злу, затем отреклась от него и умерла? Мне и сейчас трудно это понять, а ведь я вроде как взрослая и умная восемнадцатилетняя девушка».

Продолжая вести машину, Морриган медленно разматывала клубок спутанных мыслей. Ее мать звали Рианнон Маккаллан. Девушка попыталась представить себе эту женщину, но перед ней все время возникал образ Шаннон Паркер. Даже сейчас она видела перед собой гриву кудрявых рыжих волос, яркие зеленые глаза и широкую жизнерадостную улыбку.

«Ладно, теперь мне следует сменить современную одежду на ту, что была на актрисах в мини-сериале "Рим", который показывали по каналу НВО. Также не помешало бы стереть улыбку с лица Шаннон. Нутро мне подсказывает, что Рианнон улыбалась вовсе не так, как это делала Шаннон — безудержно счастливо. Если она вообще это делала.

Шаман говорил дедушке, что перед смертью Рианнон отреклась от Прайдери и примирилась с Эпоной. Сомневаюсь в этом. У того индейца, видимо, не было причины лгать, а как насчет Рианнон? Быть может, она сказала неправду?

Теперь для меня самым важным стал вопрос о том, как узнать правду о матери. Тогда, в пещере, голос звучал так по-матерински, с невероятной любовью. Вот я и решила, что со мной говорит мать. Я еще ни разу не чувствовала себя так близко к ней. Сегодня я много чего узнала. Теперь мне больше, чем когда-либо прежде, хочется знать, действительно ли это был голос матери. Если со мной говорила Рианнон, то что за истина скрывалась в ее шепоте?

Вот почему я сейчас еду в пещеру. Я хочу узнать правду о матери не меньше, чем о себе».

Морриган припарковала машину возле указателя «Парк алебастровых пещер». Дорожка вела к сувенирной лавке, зоне отдыха и входу в главную пещеру. Гравий громко скрипел под подошвами кроссовок, но небо над головой будто поглощало все звуки. Девушка шла и смотрела на звезды. Здесь, вдалеке от города, они напоминали кристаллы сахарного песка, разбросанные по черному бархату. Луна в виде толстого полумесяца проглядывала сквозь листву деревьев, росших по обе стороны дорожки. Лицо Морри обдувал легкий теплый ветерок. На душе у нее было спокойно оттого, что он не принес с собой никаких голосов.