– Фея Небес думала иначе. Она слышала жалобы и огорчалась. Однажды не выдержала, спустилась на землю, но ее плохо встретили. Люди слепы и неблагодарны. И Фея Небес поняла: пока люди живут и умирают, они не будут так счастливы, как бы ей хотелось. Счастье без горя и забот бывает только на небе.
О том, что будет на небе, мальчик слышал.
То, что бывает на земле, – видел.
– Фея Небес решила забрать людей к себе на небо. Не всех, конечно, а лишь хороших. А кто такие хорошие, она решит сама, никого не спросит. Исчислит, взвесит, разделит… Плохих же отправит куда-нибудь с глаз долой, чтобы они неба даже и не видели.
– В Шлиссельбург?
Ладонь старика крепко сжала детские пальцы. Так крепко, что мальчик едва не вскрикнул.
– Да. В Шлиссельбург. Туда, где нет неба… Фея Небес считала, что зло должно быть наказано, а добро – вознаграждено. Правда, ни на небе, ни… ни в Шлиссельбурге нет жизни. Но Фея считала, что это не важно.
– Так и большевики говорят, – перебил мальчик. – Я на митинге был, слыхал. Нужно железной рукой гнать людей к счастью. Никого не спрашивать и гнать. А кому счастливым быть – ВЧК решит.
Впервые за их короткое знакомство старому народовольцу пришлось искать слова.
– Я бы все-таки избегал подобных сравнений, – после долгой паузы сказал он; впрочем, без особой уверенности. – Если бы тебя услышала Фея Небес, то наверняка бы очень удивилась. Или обиделась. Как ни крути, она действительно желала людям счастья. Фея Земли, Вечная Спутница, считала иначе. Если на земле не останется никого: ни людей, ни жизни, ни ее самой… Хорошенькое счастье! Только что она могла сделать? Фея Небес очень волшебная, волшебнее не бывает… Гляди, орел!
– Где?!
Мальчик всмотрелся, куда указывала рука дзядека, вытянул худую шею, привстал на цыпочки. Над дальним курганом, слева от дороги – огромный, темный, распластав широкие крылья…
– Ух ты-ы-ы!..
– Слева, – дзядек тоже отметил эту деталь. – Лучше бы справа, конечно… И вот что придумала Вечная Спутница. Она знала, что Фея Небес обязана вначале все исчислить, все взвесить – для того, чтобы после разделить самым верным образом. Значит, она должна знать о людях все. И прежде всего, сколько их, живых и мертвых. Иначе как всех судить-рядить, если не знаешь, сколько это: «всех»? Каждую минуту кто-то рождается, кто-то умирает. Поди, сосчитай! Но Фея Небес была великой волшебницей и старалась подвести баланс. Что такое «баланс», знаешь, Гаврош?
Мальчик обиделся на дзядека. Плохо, когда тебя считают малышом!
– Баланс бывает положительным, отрицательным и этим… нулевым. В зависимости от… От соотношения составляющих. У меня мама институт в Германии закончила, потом в Волжско-Камском банке работала.
– Молодец. – Широкая ладонь погладила мальчика по черной мохнатой шапке. – А как сбить баланс, если это не рубли, а людские жизни? Непросто, но можно. У некоторых судьба еще не определилась, качается на грани. Значит, если подтолкнуть… Вся бухгалтерия у Феи Небес запутается, придется считать заново. А мир продолжит жить и умирать. Понял?
Мальчик кивнул, опустил голову и долго молчал, глядя под ноги, на твердую промерзшую землю. Утро давным-давно кончилось, но дорога до сих пор не оттаяла. А что будет ночью, если они не дойдут до Каховки?
– Значит, одних убивать, других спасать? – вздохнул он. – Чтобы не погибли все вместе?
– Да. Только не убивать и не спасать. Люди рождаются, живут и умирают, Гаврош, ничего с этим не сделаешь. Можно лишь поторопить одного и задержать другого. Как поезда на вокзале.
– Кто тебе рассказал эту сказку, дзядек? Фея Небес или Вечная Спутница?
Старик и мальчик шли по холодной степи. Ледяное белое солнце поднималось к зениту, белый иней лежал на мертвой траве, на черной вспаханной земле, скрипел под подошвами. До Новой Каховки далеко, но дзядек рядом, у него крепкая и надежная рука. Самое страшное позади.
Они дойдут!
Великая Дама, Вечная Спутница, Фея Земли смотрела им вслед.
На «плюс первом» столкнулись лбами май и июнь.
В отличие от больничного двора, здесь росло множество тополей. Они роняли гирлянды пуха, ветер подхватывал белоснежное великолепие и разносил повсюду, роняя на листья, ветви, цветы, влажную землю. Это ничуть не походило на зиму – скорее на свадьбу.
Лес кутался в пуховую фату.
Данька чихнул: особо наглая пушинка забралась в нос. Хорошо, что у него нет аллергии на пушистое безобразие! Не хватало еще стрелять с красными слезящимися глазами, непрестанно чихая…
Шестой пятачок медлил объявиться. Что-то сверкнуло поодаль, на замшелом пне, но это оказалась стекляшка, бог весть какими путями угодившая в заповедный лес Великой Дамы. Под лучами солнца стекляшка сияла звездой, упавшей с неба.
«А где-то в небе трое волхвов идут за Полярной звездой», – вспомнилось из «Амундсена». И внезапно продолжилось – глупо, нелепо, барским голосом Никиты Михалкова: «Так вперед, за цыганской звездой кочевой…»
Музыка подыграла совсем рядом, за дубовой рощицей на холме.
Дескать, ты пой, а я иду. Посмотрим, кто успеет первым.
Чья, значит, песенка будет спета.
Заставив цыган-волхвов убраться восвояси несолоно хлебавши, Данька сосредоточился. Последняя, заключительная мишень. Она где-то поблизости. В обойме еще два патрона. Должно хватить. В случае чего есть запасные обоймы. Но даст ли музыка время перезарядить?
Должна дать.
А если откажет, черт с ней, с музыкой. Шестая мишень – наша, и конец разговору.
«Отстреляешь все мишени. Без промаха», – велел дядя Петя.
Сперва он не понял, что видит и как здесь оказался этот сюрприз. На ветке дерева в десяти шагах от него висел не слипшийся комок пуха, как померещилось с первого взгляда, а кукла. Пьеро в белом балахоне с длинными рукавами. На круглой голове – лиловый берет с помпоном. Под глазом – черная слеза, уголок рта горестно изогнут. Мальвина сбежала в чужие края, Мальвина пропала…
Куклу подвесили за шею на шпагате.
Стекляшка-звезда лежала на пне как раз под Пьеро, швыряясь в куклу солнечными зайчиками. Словно желтый кролик-беглец вернулся, на обратном пути превратившись в крысу, и сейчас сидел на пеньке, подпрыгивая в нетерпении, не в силах дождаться, пока добыча сама свалится ему в зубы.
«Данила, принимай дела. Ты теперь, блин, начальник…» – шепнул ветер с интонациями амбала Вовика.
Тирмен взял пистолет обеими руками и прицелился.
Мишень-Пьеро ждал.
В конце концов, кто сказал, что все цели должны быть одинаковы?
В крови гремит набатом залп мортир,