— Хорошо. Подумаю.
Соплюшки на роликах неслись обратно. Голые пупки, сиськи пляшут под топиком. Мы с сыном синхронно вздохнули и переглянулись. С пониманием. Вырос мальчик. Штаны жмут. А ты, отец, педофил. Лучше обзаведись терьером. Черным. Побегаешь с ним наперегонки, глядишь, попустит.
А стаффорд все балдел в траве. Аж завидно.
6
Пинг-понг.
— Плечи! Плечи разворачивай! Замах!
Зеленый стол, белый мячик. Тук-тук, кто-там? Это я, правый топ-спин. Меня придумали японцы в 61-м. Коварные самураи. Вместо катаны — ракетка «пером». Гоп-стоп, Ихара, засунь им мячик под ребро. А старый козел Золотарь меня только портит. Потому что не японец. И бьет «в лоб».
Где у мячика лоб? То-то.
Тук-тук-бымц.
— Кистью! Резче!
Теннисные столы расставили на балконе. С трех сторон он нависал над бывшим гимнастическим залом. Сейчас зал арендовали все, кому не лень. Легкоатлеты, йоги, фитнес. Сегодня там пыхтели боксеры. Огородили пару рингов, и давай груши околачивать.
Шмяк-шмяк.
Кто по груше, кто по морде.
— Что ж ты лупишь, как Сидор козу? Вали к боксявкам!
— Я не луплю.
— А то я не слышу! Мяч должен шуршать…
По внешнему краю балкон огородили сетчатыми панелями. Для безопасности. Кое-где панели отсутствовали. Случалось, мячики летели вниз. Назад они не возвращались. Их растаптывали в блин. Пинали в угол. Пытались забросить обратно, и быстро обламывались. Спускаться за ними? — дурных нет.
Коробки с «запаской» имелись в ассортименте.
— Плечи! Плечи, блин! И с ноги на ногу…
Додик Френерман — для своих Тренерман — был местной достопримечательностью. Слоняра толще Карлсона, в очках с жуткими линзами, он готов был учить каждого желающего. Увы, никто не желал. Тут собирались постучать для удовольствия. Косо, криво, с дворовыми ухватками — за свои кровные.
Не на чемпионат готовимся!
Согласился один Золотарь. Он играл в школе, и даже в институте кое-как тарахтел за сборную факультета. С годами все забылось. И вот — опять. Молодеем, значит. Издевательства садиста Тренермана усугубляли радость. Ишь, туша! Стоит, не шевелится, моргает рыбьими глазищами. Только рука мелькает — туда-сюда.
Бац-бац.
Шарик, словно приклеенный, падает в одно и то же место.
— Правый топ-спин! И еще разик!
Блямц.
Вместо правого Золотарь, не пойми зачем, соорудил левый. Обижен до глубины своей целлулоидной души, мячик завертелся юлой — и улетел к боксерам. Уж лучше перчаткой по глянцевому боку, чем ракеткой не в ту степь!
— Что ты лепишь, менингит? Я ж тебе живым языком…
— Не шуми, Додик. Сейчас возьму новый.
Он шагнул к ограждению — проследить за судьбой мячика. На обоих рингах дрались. Молодые лупцевали груши, кое-кто работал на лапах. Остальные качались. Мячик сгинул. Ну и ладно. Золотарь прошел в подсобку, взял запасной. Вернувшись, он не спешил продолжить. Тренерман угрожающе сверкал линзами — нет, ученик опять вернулся к краю балкона.
Что-то мешало, как соринка в глазу.
Делая вид, что восстанавливает дыхание, Золотарь смотрел на угловой ринг. Два битюга в шлемах рубились в полный рост. Один был существенно тяжелей. Да и мастеровитей, если честно. Второй брал на характер. Бил тяжелого, как в последний раз. Огребал по полной, вставал — и снова шел в бешеную, прямолинейную атаку.
Шлем мешал разглядеть лицо. Но очень скоро Золотарь уверился — вторым был Чистильщик. Вадим Петрович с пользой проводил время. Он бил, и его били. Он — злее, его — больше.
Все честно.
— Бокс входит в пятиборье?
— Чокнулся?
Додик повертел у виска сарделькой, заменявшей ему палец.
— А что входит?
— Стрельба. Фехтование. Бег. Плавание. И конкур.
— А бокс? Я думал…
— Индюк тоже думал. Иди на место.
— Обожди.
Из Чистильщика делали отбивную. Отбивная зверски огрызалась. Никто не спешил разнять боксеров. Чувствовалось, что бой идет по договоренности. Что остальным не впервой видеть эту Куликовскую битву. Каждый развлекается в меру сил. Купил абонемент — милости просим.
Чего изволите?
— Мы играем, или глазки строим? — рявкнул Додик.
Золотарь встал к столу. В конце концов, разве я сторож шефу моему? Ну, пятиборец. Ну, полюбил бокс с уклоном в мазохизм. Ах, как на склоне наших дней нежней мы любим и суеверней… Мы — свободные люди. Я бью по мячику, ты бьешь по роже.
— Резче! Замах!
Через полчаса они закончили.
В холле Золотарь опять заметил Чистильщика. Тот стоял у стеклянных дверей, ведущих в фехтовальный зал. Там, на неведомых дорожках, скакали атосы с арамисами. Все в белом. За каждым тянулся длинный хвост.
Дзынь-дзынь.
Укол.
Лицо Чистильщика было — краше в гроб кладут. Дичайшая, прединфарктная тоска читалась на нем. Так мнется грешник у ворот рая, зная: вход заказан. Не будь Вадим Петрович поглощен зрелищем, он наверняка заметил бы Золотаря. Но рухни ему на голову потолок — он бы и этого не заметил.
— Бедолага, — шепнула Золотарю вахтерша, с которой он успел сойтись накоротке. — Смотрит, а в зал ни ногой. Его уж и звали, и просили… Нет, и все. Чего тогда смотреть? Вы знакомы, да?
— По работе.
— Ага, по работе. Вон ваш мальчик, уже идет…
Вечерний парк шелестел под ветром.
1
Явления Deus ex machina разнообразием не отличались. Шеф сверзился нам на головы, скользнув по шесту. Рано он сегодня! Обычно снисходит к половине одиннадцатого. А тут — 10:05.
Значит, жди новостей.
— Доброе утро!
— Если оно действительно доброе… — ворчит Умат.
Чистильщик оставляет его нытье без внимания.
— Прошу всех выключить машины. «Авгикон» привлекают к новому проекту. Сейчас буду давать вводные.
Бросаю косой взгляд на дисплей, где заваривается очередная буча. Воняет, но терпимо. Успею еще разгрести. «Новый проект» — это последствия вчерашнего разговора? Вряд ли. Слишком мало времени прошло. Пока «наверху» переварят доклад, пока решат, стоит ли проводить операцию, пока разработают план, спустят указания…
«Завершить сеанс работы Windows…»
— С сегодняшнего дня мы начинаем работу по проекту «Слив засчитан». И нечего ржать. Проект серьезный. Я бы сказал, рискованный.