— Пойди, придурок, черных накрути, чтоб они больше за работу максали! — обращался мальчик к Голоду. — Ну что ты, гад, хлеба хочешь? Будет тебе хлеб! Я тебе и пивка накачу, чтобы ты им, падла, залился до смерти!
Денис по-всякому стращал своего давнего супостата. А иногда, особо мучимый резями в животе, мечтал даже принять хитрый яд, чтобы отравить ненавистного спутника. Ну так, чтобы Голод-то подох, а он, Нетаков, остался жить.
Было время, Денис мечтал научиться оборачиваться в различных птиц или зверюшек: голубя, ворону, кота, крысу, собаку, тогда бы он мог найти себе пропитание, а позже, наевшись, вновь возвратиться в свою человечью шкуру.
Да и рыбой быть неплохо, рассуждал мальчик, глядя с моста через реку Смоленку на стайки кабзды, проворно снующей между мотающимися, словно бабьи волосы на ветру, водорослями: они там у себя в воде тоже, поди, голодными не бывают — ловят чего-то своими немыми, как у Трошки, губами.
Вообще-то, Денис знал несколько средств от голода. Первое — хлебать воду. Ложась спать, он часто ставил около своего лежбища банку с водой. Второе — курить. И это средство он тоже применял тягучими ночами, когда боль и спазмы вырывали его из цветных сновидений. Третье — представить, что ты ешь или только что набил пузо.
К сожалению, все эти уловки действовали недолго: потом голод свирепел. Мальчик начинал шевелить занемевшими конечностями, старался поглубже вздохнуть, садился, вставал, шел в туалет, в котором уже давно не было унитаза: вначале его разбили, потом и вовсе сняли, поэтому и хозяева, и гости справляли нужду прямо в фановую трубу, прикрытую для уменьшения вони пустой коробкой из-под конфет с унылой девчонкой на крышке, сидящей на замшелом камне посреди пруда.
* * *
Проходя мимо родительского дивана, Нетаков-младший всегда с надеждой окидывал своим ополовиненным взглядом Палашкино место, но матери не было, и мальчик, кажется, все больше соглашался с тем, что она уже никогда к ним не вернется.
Уход Пелагеи из жизни был внезапен и глуп. Все произошло месяца два назад по пьянке, как и другие трагические и кровавые события в семье Нетаковых.
В этот день Денис мчался с рынка радостный и гордый. Черные отстегнули ему за ночное дежурство в ларьке и дневную разгрузку арбузов полташку. Мальчик купил Палашке ее любимый рокфор, Трошке-Ленину снетков, себе — упаковку жвачки, всей семье — бутылку «Степки» и пачку «Мальборо». Оставшуюся мелочь он, не считая, рассовал по карманам.
Когда, по-птичьи мотая головой, чтобы обозреть полноценным глазом все происходящее, Нетаков-младший вылетел на свою линию, то сразу отметил две привычно настораживающие машины: «скорую» и милицейскую. Первым чувством было короткое замирание жизни — так в фильмах показывают черный экран, обозначая паузу в сознании героя, а то и что-нибудь куда печальнее. Денис даже приостановил свой бег. Следом он ощутил дрожь, будто сунул пальцы в оголенную розетку. Далее явилась тяжелая слабость в ногах и тошнота.
Несколько раз глубоко вздохнув, мальчик рванул что есть мочи и, поравнявшись с родным окном, увидел фигуры незнакомых людей. Нетаков прикинул, что же могло произойти в их квартире кроме драки? Скорее всего опять родители учинили бои без правил.
Дверь в квартиру оказалась распахнута. Внутри копошились менты и лепилы. Обезьянья физиономия Трошки гримасничала около уличного окна. Отец резко приседал и выпрямлялся, будто выполнял спортивные упражнения. При этом руки его мелькали, точно крылья мельницы.
Вокруг Нетакова-старшего толпились неприятные гости. На полу, головой к окну, распростерлась Палашка. Над ней сгрудились врачи в белых халатах. Палашка была в своем замызганном оранжево-желтом платье. В целом картина напоминала цветок ромашки.
Денис в отличие от гостей тотчас понял, о чем толкует Трошка-Ленин. Отец налагал левую ладонь жене на левую грудь и стучал по ней правым кулаком, словно молотком. После серии ударов он хватал левой рукой Палашку за левое запястье, а указательным пальцем правой руки тыкал в место локтевого сгиба и мычал свое универсальное: «Абу-баба!»
Белые халаты склонились над телом. Ромашка закрылась.
— Ну что, Дениска? — Участковый инспектор дядя Рамиз взял мальчика за локоть и отвел в сторону. — Докуражились твои предки? Батьку-то, боюсь, привлекать придется.
— За что? — Денис уперся в милиционера правым глазом.
— Ладно, ты давай это… Я то есть покурю. — Рамиз замялся. — Поймешь, поговорим.
— Чей это мальчик? — раздался женский голос.
— Сын или внук… — отозвался мужской фальцет, чавкающий, словно швабра в ведре
— Мальчик, ты в этой квартире живешь? С ними? — вновь спросил женский голос.
— Что с мамкой-то? — Денис подался вперед и присел на корточки около Пелагеи.
Митрофан теперь объяснял пришедшим руками, что ребенок — их сын, его и вот этой, лежащей. Теперь ей очень худо, но все еще можно исправить, если, как уже случалось много раз в прошлом, сделать женщине спасительную инъекцию в вену.
Нетаков-старший в очередной раз скорчился возле неподвижной жены, цепко обнял ее, усадил, потыкал пальцем в руку и, то ли устав, то ли освобождая руки для дальнейших комментариев, выпустил Пелагею из объятий. Расслабленное и уже слегка коченеющее тело рухнуло, и голова трупа врезалась в батарею.
Денис с досадой отметил грубость отца и только сейчас совершил леденящее сердце открытие: голова матери, как на кумачовой косынке, лежала в загустевшей, будто масляная краска, луже крови.
* * *
То, что произошло между родителями, со странной неспешностью проплыло перед взором мальчика, как в замедленном фильме…
Они и раньше дрались, причем иногда, по рассуждению Дениса, без видимого повода. Кстати, он не раз замечал, что Палашка была не слабее Трошки и, случалось, выходила победителем. У женщины даже имелся свой метод. Она знала, что Митрофан хоть и может выпить немало, но не выдерживает долгих бдений и, при дефиците сна, способен свалиться, как сбитый гриб. Поэтому, если Нетаков-старший начинал скандалить и драться в начале попойки, Пелагея шла на уступки и даже стремилась к видимому примирению. Когда же Митрофана начинал одолевать сон и он был уже не в силах сопротивляться, жена вооружалась совком и шваброй и шла в атаку. Она тыкала оседающего мужа зажатой в левой руке шваброй, а потом, внезапно сократив дистанцию, плашмя била его совком по голове. Нетаков-старший издавал скулящие звуки, как утопающий всплескивал руками, но не мог дотянуться до Палашки из-за швабры, надежно упертой в его мальчишески щуплую грудь.
Впрочем, иногда Митрофан умудрялся перехитрить свою мстительную подругу: он притворялся безнадежно пьяным, мял веки руками, зевал и, будто тряпичная кукла, валился на топчан. Но стоило лишь Пелагее приготовиться к штурму, вооружиться и приблизиться, как Нетаков-старший резво ударял ее чем и куда придется: кулаком по шее, ногой в живот — неважно, главное было нанести первую битку, чтобы обескуражить женщину и, опешившей, вцепиться в волосы и бить руками, пинать ногами, пока она не вырвется и не сбежит из квартиры до следующего примирения.