Поравнявшись с фигурой, Волосов опознал милицейскую форму. Человек стоял спиной к Эвальду Яновичу и, наклонив голову, смотрел на воду. По нынешним временам чин вполне мог быть и пьяным. Минуя милиционера, князь отметил в нем необычайные рост и мощь. Однако Волосову бросился в глаза тот факт, что форменный пояс на плаще постового был заметно темнее.
Как только Эвальд Янович оставил милиционера позади себя, тот мгновенно развернулся и, выпростав огромные руки, обхватил ими, наподобие хомута, шею князя. Собственно, прозвище этого гиганта таково и было — Хомут.
Когда сообщники спрашивали Хомута, сколько человек он отправил на тот свет своим коронным приемом, тот только застенчиво улыбался. При возможности он с удовольствием демонстрировал отработанное до автоматизма движение на первом подвернувшемся братане: пальцы одной руки захватывают запястье другой и тянут ее за собой к груди.
Убийца и сейчас уверенно провел захват, чтобы через миг резким движением сломать дряблую шею заказанного ему старика, но вдруг почувствовал, что за его локти уцепились крепкие, как гвозди, пальцы и потянули их вниз. Тотчас последовал неожиданно мощный удар локтем в печень. Хомут от свирепой боли согнулся. Старик тут же потянул его куда-то в сторону, высвободился из «хомута» и стал выворачивать по-прежнему сцепленные в замке руки душегуба на неведомый болевой прием. Тут же князь со всей силы дважды ударил каблуком по стопе Хомута, первым ударом травмировав стопу в подъеме, а вторым — раздробив суставы на пальцах. Потом старик с разворота ударил Хомута снизу кулаком в пах.
Огромный детина, теряя сознание, упал на колени и простер впереди себя руки, моля о пощаде. В это время Волосов ударил его локтем в висок. Хомут что-то промычал и, как тряпичная кукла, осел на скользкое от дождя, прогнившее покрытие моста. Умирая, охваченный неземным ужасом, Хомут уловил чью-то чужую, но почему-то приятную ему мысль…
В это время Волосов, который и раньше замечал этого рослого бугая с повадками профессионального убийцы, нагнулся, взвалил своего недавнего противника на плечи. Князь опрокинул труп на перила моста и собирался уже сбросить его в воду, как вдруг увидел буксир, затягивающий четыре шаланды с извлеченным со дна грунтом в сторону Невской губы. Эвальд Янович сделал оперативный расчет и столкнул тело с перил. Хомут, под шум работающего под мостом пароходного дизеля, рухнул в пропитанный мазутом и химией грунт, который беспечные судоводители, вопреки всем установкам, сбрасывали в первом же .подходящем месте невской акватории.
Волосов огляделся и, несмотря на отсутствие свидетелей, почувствовал в душе какой-то тревожный осадок. Он не ведал того, что некий мужчина в брезентовой, пропахшей дымом плащ-палатке, напоминавший рыбака, имевший на вид от тридцати до пятидесяти лет и получивший недавно то же предложение, что и неудачливый Хомут, очень внимательно следил за каждым движением обоих противников. Этот мужчина, носивший кличку Скунс, называл себя в разные периоды жизни Львом или Алексеем, потому что настоящее его имя — Константин — почти истерлось из людской памяти. Сейчас он думал о том, что не встречал ранее подобной техники освобождения от удушающего захвата, освободиться от которого вообще крайне сложно, но не настолько, как выполнить заказ, который не отработал Хомут и который никогда не будет отрабатывать Скунс.
Алексей следил за сценой на мосту через линзы оптического прицела, готовый при первом же промахе князя избавить его от общества Хомута.
Подвал и первый этаж сталинского дома, фасадом нацеленного на сквер около метро «Ломоносовская», ребята называли «гостиницей». Раньше, когда в здании находилось заводское общежитие, на первом этаже был Красный уголок, спортзал и другие вторичные признаки социализма. Когда предприятие разорилось и распалось на ООО, ЗАО и другие буквы, беззаботно вызревшие в теле еще недавно знаменитого оборонного завода, общежитие содержать стало не по средствам, и от него отказались.
Большинство жителей многоквартирного дома составляли люди, приехавшие в Ленинград за лучшей долей из разных пределов Советского Союза. Ради прописки и жилья они потратили свои лучшие годы на работу в цехах завода или в иных смежных службах. За последние десять фантасмагорических лет они «вернулись» в Петербург, потеряли работу и уже не могли рассчитывать на получение бесплатного жилья.
Те, кто был прописан, равно как и те, кто неформально проживал в добротном шестиэтажном доме, не проявляли особого желания покидать свои норы. Время от времени в доме разгорались жилищные страсти, но на потенциал первого, нежилого, этажа, ввиду его труднодоступности они покуда не дошли. Дело в том, что на жилые этажи был отдельный вход, а двери на первый этаж вели из подвала, который из-за нарушения работы водопровода и канализации оказался затоплен. Немногими, кто не брезговал вонью и нечистотами и рисковал пробраться на первый этаж, были дети.
Существовал еще один путь в «гостиницу» — через мусоропровод. В свое время администрация общежития хвасталась тем, что столь удобную и выгодную систему ей удалось установить еще в начале восьмидесятых. Теперь же, когда взрослые обитатели изнемогали от битвы за бесценные метры, а коммунальные службы дома частично или полностью были парализованы, замер и мусоропровод. Должность дворника исчезла вместе с остальным штатом общежития, ранее содержащимся заводом. Мусорщики Спецтранса, не получая денег, приостановили свои услуги. Жители, уже год обсуждавшие проблемы самоуправления, никак не могли прийти хотя бы к той степени согласия, которая позволила бы им организовать удаление отходов. Однако, несмотря на полную нерешенность мусорной проблемы, жители упорно продолжали валить отходы в объемные трубы.
Когда мусор переполнил предназначенные для него накопители, то пополз к выходу, освобожденному от дверей после ухода домовой администрации, а далее низвергнулся во двор. Таким образом, около пяти мусоропроводов образовались целые свалки. Это привлекало бездомный и безработный люд, животных, птиц, а особенно — крыс, которые прогрызли в зловонном конгломерате хитроумные лабиринты.
Дети, живущие в «гостинице», использовали мусоропровод как аттракцион и рискованный путь для попадания в подвал.
На первом этаже от прежних хозяев осталась масса полезных и просто забавных вещей. Здесь имелись столы, стулья, шкафы, книги, посуда, бюсты Ленина и других вождей и знаменитостей, плакаты, бумажные цветы и кипы бухгалтерских бланков. Безусловным чемпионом по своей роскошной никчемности стал установленный на сцене Красного уголка рояль, на чьих разбитых клавишах ребята вдоволь отводили душу.
Для сна дети натаскали в «гостиницу» помоечных матрасов, одеял, пальто — всего, на чем можно лежать или чем можно укрыться. Сами «лежбища» они устроили на сцене, поскольку здесь им было теплее.
* * *
Любка была одним из открывателей и завсегдатаев гостиницы. Она и сейчас хотела добраться до бывшей общаги, в которой проводила когда-то целые недели, обкуриваясь с ребятами «травой», а в тяжелые дни не брезгуя даже «Моментом».