Пьеса меня изрядно удивила и повеселила. Как это Протей мог так запросто в один миг разлюбить одну и влюбиться в другую? Да настолько сильно, что ничтоже сумняшеся по-крупному кинул друга? А потом с такой же легкостью вернуться к прежней любви? Эх, плохо я разбираюсь в мужской психологии, отсюда все проблемы…
Больше всего меня развеселили вставные сцены с шутами… то есть слугами главных героев. Я, конечно, слыхала, что у Шекспира встречаются весьма скабрезные шуточки, но то ли я раньше не обращала внимания, то ли попадались переводы, подвергшиеся цензуре… В общем, кроме сакраментального:
«Теперь упала ты на лобик,
А подрастешь, на спинку будешь падать», —
из «Ромео и Джульетты» я ничего такого не помнила. Здесь все было значительно веселее!
Например, встречаются слуги в Милане, и слуга Валентина интересуется, как дела у Джулии с Протеем. Слуга Протея отвечает невнятно, и между ними происходит такой диалог:
«– В чем же состоит дело?
– Ни в чем. И у него отлично стоит, и у нее прекрасно обстоит».
Интересно, в спектакле это будет или они возьмут цензурный вариант? Вообще-то, публика пошлые шутки любит, так что грех отказываться…
Ролью же Ленечки я осталась решительно недовольна. Совсем маленькая, негде развернуться!
– Ты почему мне не сказал, что у тебя в роли два слова? – накинулась я на Ленечку при следующей встрече.
– И вовсе не два, – спокойно возразил он. – А много. И целая сольная песня.
– Одна? – окончательно разочаровалась я.
– Ну а ты сколько хотела? И, кстати, я говорил, что роль не главная, еще тогда, после прослушивания, помнишь?
– Ну да, что-то припоминаю, – рассеянно откликнулась я.
Мы бродили по парку скульптуры под открытым небом возле Дома художника, куда так и не попали зимой. Сейчас, в начале марта, особой красоты тут тоже не наблюдалось, но дорожки уже были расчищены от снега, да и на клумбах его оставалось немного, только под деревьями еще темнели маленькие неуверенные сугробы.
– А ты, значит, все-таки «Двух веронцев» сподобилась прочитать? – ехидно поинтересовался Леня. И передразнил: – «У меня высшее филологическое образование…»
– Не могу же я все пьесы Шекспира наизусть помнить – вяло отмахнулась я. Настроения препираться не было, но от шпильки я все-таки не удержалась: – Особенно всяких там проходных персонажей!
– Ох, Надька, – совсем как прежде вздохнул Леня. – В кого ж ты такая вредная, а? Вон у тебя мама какая милая…
– Угу, ты ей тоже сразу понравился. Может, напрямую будете общаться? Минуя меня?
– Да перестань ты, – поморщился он.
Желающих гулять в такую шальную погоду больше не нашлось, а собачников сюда не пускали, так что мы слонялись по пустому парку в гордом одиночестве.
– Ты это… вот что, – сказала я после паузы. – Выучи на всякий случай партии главных героев.
– На какой такой случай? – удивился Леня.
– Ну мало ли… Вдруг кто-нибудь заболеет или еще что… Паника, провал, все в ужасе, режиссер рвет на себе волосы. И тут ты выходишь…
– Весь в белом, – подсказал Леня.
– Что? – сбилась с мысли я. – А, ну да…
– Надь, – грустно сказал он. – Так только в кино и книжках бывает. А в жизни…
– Ты и перед кастингом что-то в этом роде говорил!
– Ну да, повезло, – не стал спорить он. – Вернее, даже раньше, на море, когда мы Бориса встретили…
– Тебе повезло, что ты меня встретил, – заявила я. – Если бы не я…
– Вот с этим я никогда не спорил, – согласился Леня и потянул меня в сторону от дорожки: – Пойдем посидим.
Я оглянулась – деревянная скамейка успела высохнуть на весеннем солнце – и согласилась:
– Ну пойдем.
Перед нами оказался горбатый мостик и беспорядочно разбросанные валуны: видимо, в теплые времена года здесь наблюдался искусственный ручей и альпийская горка, но сейчас везде лежал только унылый грязноватый снег.
– Красиво тут, наверное, летом, – протянула я.
– Придем посмотрим.
– Да ну, до лета еще как до луны, чего загадывать…
– И ничего не далеко. У нас премьера в начале мая.
– В майские праздники? – ужаснулась я. – Все же разъедутся!
– Это американцы дату поставили.
– А они что, не в курсе наших национальных забав?
– Да в курсе они. Не переживай, все продумано: часть людей разъедется, а часть наборот, не будет знать, куда себя деть…
– А ты все-таки выучи главные партии, – не отставала я.
– Надь, ну как ты себе это представляешь? – начал терпеливо объяснять он. – Я подойду к концертмейстеру и скажу – дайте-ка мне ноты? Или того чище – разучите-ка со мной главные партии?
– Какой тебе еще концертмейстер? – возмутилась я. – Возьми да выучи мелодию с текстом.
– Как у тебя все просто! – хмыкнул он. – А американцы работают не так, как мы, у них все четко, по принципу – каждый своим делом занимается…
– Я вашей кухни не знаю, ты уж сам как-нибудь разберись.
– Легко сказать! Да и потом, у главных свои дублеры есть.
– Да ты что, – неприятно удивилась я.
– А ты как думала? Америкосы все предусмотрели.
– А у тебя есть дублер?
– Надь, ты меня вообще слушаешь когда-нибудь? – раздраженно заметил он. – Или только себя? Я же тебе сразу сказал, что меня во второй состав взяли!
– Да, сказал, – покорно признала я. – Но тогда мне было не до того. Объясни, пожалуйста, что это значит?
– Премьеру буду играть не я.
– Что?
– Ну… – замялся он. – На самом деле, не знаю. Но Борис Михайлович по секрету сказал, что этот вопрос еще решается.
– А кто у тебя дублер?
– Леха. Ты его в общаге видела.
– Это который?
– Да такой… на Иванушку из сказки похож.
– А, еще с рыжим мелким дружит?
– Ага, рыжего Гришей зовут, он слугу Протея играет.
– То-то этот Леха жаловался, что Сильвия тяжелая! То есть Юлька, или как там эту толстуху…
– Никакая она не толстуха! – возмутился Леня.
– А что это ты ее защищаешь? – нахмурилась я.
– Леха с Гришей потом в красках рассказывали, как тебя внизу встретили, – ехидно заговорил Леня, так не ответив на мой вопрос. – Стоит, говорят, такая потерянная…
– И ничего не потерянная! Кто же знал, что у вас там такой секретный объект! Кстати, а ты-то как с ней управляешься, ты же, наверное, намного ее худее?