«Нашла, чем заняться, — подивилась своей глупости девушка, — будто времени у меня почитать, что за ерунду рекламирую, раньше не было!» Сделалось смешно, она едва не рассмеялась над собой. Чувства перемешались, хотелось и плакать, и смеяться. Сердце то стучало так, что уши закладывало, то вдруг замедляло ход, вздымалось высоко-высоко и дыхание перехватывало.
Влад протянул женщине с двумя сумками листовку, и та на удивление послушно поставила один пакет на землю и взяла буклет. Затем молодой человек подошел к компании парней человек из семи, сидящих на перилах, и каждому вручил по листовке. Ребята поблагодарили и спрятали по карманам полученные рекламки.
Катя пораженно наблюдала за тем, как прохожие один за другим берут листовки, останавливаются и благодарят.
— С ума сойти! — ошалело воскликнула Юля, когда Влад вернулся без единой листовки и спросил у Кати:
— Ну что, идем?
И они пошли. Вдоль дома, дворами, а затем через парк. Птицы со старой березы встретили их, как прежде, тишиной и взглядами блестящих черных глаз.
Катя остановилась. Владу пришлось сделать то же самое. Девушка некоторое время задумчиво разглядывала застывшие в полумраке фигуры, затем схватила снег, слепила снежок и запустила в одну из птиц. Снежок попал прямо в голову, но птица не шелохнулась.
— Что ты делаешь? — опешил Влад.
— Ничего, — растерянно пробормотала Катя, пряча руки в рукава пальто. — Я думала, они улетят.
— Ты хочешь, чтобы они улетели?
Она пожала плечами.
— Я хочу, чтобы они перестали так на нас смотреть и… и… пусть летают, как нормальные птицы. Они странно себя ведут!
Влад взял ее за локоть и заглянул в глаза:
— Тебя это путает?
— Мне не по себе, — честно созналась она.
— Ты хочешь, чтоб они улетели? — еще раз уточнил он.
— Да.
Катя не успела даже сделать новый вздох, как он шагнул вперед, потом высоко-высоко подпрыгнул и схватил одного ворона. А оказавшись на земле, поднял руки с зажатой в ладонях птицей и подкинул ее в воздух. Ворон замахал крыльями и полетел. За ним с березы сорвались остальные, с криками и громким хлопаньем черных крыльев они поднялись выше деревьев и черной тучей унеслись в сторону поблескивающих огоньков на трубах завода.
Влад обернулся.
— Так лучше?
Впервые при ней хватали птицу с дерева и подкидывали в воздух, чтоб заставить лететь. Катя затруднялась сказать, стало ли ей лучше. Появились новые вопросы.
— Ты занимался баскетболом?
Он взял ее за руку, и они пошли по белеющей между кустами тропке.
— Нет, почему ты так решила?
— Высоко прыгаешь. — И мысленно прибавила: «Хорошо лазаешь по деревьям, проникаешь через закрытые двери в квартиры, ныряешь в люк с ледяной водой и выбираешься из него без лестницы, веревок да еще с ношей в 48 килограммов».
— Это дар. — В темноте сверкнули его белые зубы.
Она все еще ждала вопросов о Косте, но до самого ее дома их так и не последовало.
Катя украдкой посматривала на него и не знала, радоваться ей или еще рано.
Они остановились на детской площадке неподалеку от наряженной елки.
— Скоро Рождество, — проронил Влад.
До нее не сразу дошел смысл сказанного, а когда дошел, она изумленно посмотрела на молодого человека.
— А Новый год?
— Да, конечно, — спохватился он и, в смятении отводя взгляд, пробормотал: — Просто у католиков…
— Ты католик?
— Я… — он нервно рассмеялся. Было заметно, что ему не хочется отвечать, но Катя настояла:
— Ответь.
— Да.
— А почему?
— Мои родители были католиками.
— Твой брат тоже?… — Она не договорила, сообразив, как нелепо спрашивать, какой веры мафиози.
Влад, похоже, подумал о том же, потому что прыснул от смеха:
— Да, и он тоже.
Они еще недолго полюбовались елкой, затем прошли к парадной.
Молчание затянулось. Катя переминалась с ноги на ногу, а Влад неожиданно поднял голову и взглянул на окно ее комнаты.
— Моя любовь на пятом этаже, почти где луна… [1] — прошептал он строки из песни и притянул Катю за руку ближе к себе. Они стояли вплотную, его изумрудный взгляд был прикован к ее губам, а руки сомкнулись плотным кольцом вокруг талии.
Его лицо находилось так близко от ее, но он не делал попытки поцеловать, просто смотрел.
— Когда я вижу твои глаза, — промолвил он, — мне кажется, в целом свете нет никого чище и прекраснее тебя.
Катя опустила голову, не в силах больше выдерживать пристального взгляда. От его слов захотелось плакать. Он видел в ней что-то, чего сама она не ощущала, то, чего могло и вовсе не существовать.
— Я тебя расстроил?
— Нет, — солгала она, — вовсе нет.
— Можно мне прикоснуться к твоим волосам? — вдруг попросил он.
Девушка растерянно кивнула. В глазах защипало, к векам прилил жар.
Влад снял перчатку, рука его поднялась по ее спине и коснулась разметавшихся по плечам кудрей.
— Теплые, — с улыбкой сказал он.
— Разве? — с трудом сдерживая слезы, удивилась она, тоже притрагиваясь к своим волосам. Они были холодны, но еще холоднее оказалась его рука.
— Тебе холодно? — спросила Катя, глядя в его темно-зеленые глаза.
Он отступил и нежно улыбнулся.
— С тобой — никогда.
Прошла неделя. Катя сидела за последней партой и рассеянно листала курсовую на тему «Корпоративная культура». В этом году управление персоналом для нее был последний предмет, по которому следовало сдавать экзамен. Остальные она получила автоматом.
Молодая преподавательница вызывала к себе по одному человеку, забирала курсовую и допрашивала по ней.
Алиса с Ниной, как то всегда бывало на экзаменах, сидели за предпоследней партой.
— А я ему сказала: «Забудь», — шептала на ухо старосте Алиса, — забудь ее и не дури!
— Правильно, — согласилась Нина и покосилась на сидящую позади них Катю, едва слышно прибавив: — Тише говори, все слышно!
— Пусть слышит! — фыркнула Алиса. — Ей полезно!
— Гендусян, ты уже готова? — рассерженно спросила преподавательница.
— Нет еще, Наталья Михайловна, готовлюсь, — сразу же сбавила тон девушка.