Когда приехала «скорая», встреченная на улице у подъезда мужем подруги, Ноем Авраамовичем, и вошел врач, тетя Фира уже держала на своих идеально вымытых руках попискивающую новорожденную девочку.
Страшное дело – старость, когда затрепанная записная книжка состоит из одних обведенных черной рамкой имен. Давно уже не стало и Ноя Авраамовича, и подруги, но Ксенечка – ее уход из жизни был большой несправедливостью! Особенно если учесть те радостные события, которые наступили у нее в последние месяцы.
Ксенечка, к которой тетя Фира три с половиной десятка лет относилась как к собственной дочери, неожиданно влюбилась. Она не называла имя того человека, но прозорливая Эсфирь Самуиловна предполагала, что это был доктор, лечебные сеансы которого Ксенечка посещала. Если молодая женщина звонит по телефону своему доктору и от одного только его голоса прямо на глазах расцветает, разве можно предположить что-либо другое!
Эсфирь Самуиловна дважды за эти месяцы навещала Ксенечку, и оба раза та звонила своему врачу. Врача звали Андрей Бенедиктович, и тетя Фира даже сама собиралась посетить его лечебные сеансы, потому что все уверяли: на женский организм они действуют оздоравливающе. В один из выходных она пристроилась к длиннющей очереди в кинотеатр, куда по воскресным утрам приезжали ради этих сеансов женщины со всего города, но тогда неожиданно полил дождь, и Эсфирь Самуиловна решила, что разумнее будет прийти как-нибудь в другой раз, в хорошую погоду, тем более что в немедленной медицинской помощи она не нуждалась, а пришла только из чистого любопытства.
Ксенечка в последние месяцы стала настоящей красавицей, даже голос ее сделался звонким, совсем не таким, каким был в недавние бесцветные годы. Эсфирь Самуиловна давно уже переживала от того, что молодая женщина, встретившись однажды с каким-то прохвостом, поставила крест на своей личной жизни. И радовалась, когда увидела, как она преображается от одного только телефонного разговора.
К старшему медицинскому персоналу тетя Фира относилась с неизменным уважением, хотя знала, что и среди них тоже встречаются люди с подпорченной репутацией. Но такому человеку не доверили бы проводить оздоровительные сеансы в большом кинотеатре, да еще в самом центре города, на Невском проспекте.
В Петербурге у Ксенечки, то есть Ксении Ноевны не осталось никого из близких родственников, и, когда она решила перевести свою приватизированную двухкомнатную квартиру в Фонд психического здоровья, которым руководил доктор Парамонов, тетя Фира ее одобрила.
– Он такой честный, такой благородный! – говорила Ксенечка о своем докторе. – Он даже заставил меня подписать договор о пожизненном проживании, как будто я и так ему бы не поверила. А если что случится – ну зачем мне там-то квартира, правда, тетя Фирочка?
По привычке внимательно изучать официальные документы тетя Фира изучила и этот договор и осталась им довольна. Фонд доктора Парамонова, который занимался благотворительной помощью людям с отклонениями психики, гарантировал Ксенечке пожизненное проживание в ее квартире.
Доктор даже приобрел ей за счет фонда путевку в пансионат, где, говорят, даже посреди зимы можно купаться в теплом бассейне и загорать в солярии среди красивых растений.
Только что-то там у нее случилось на третий день жизни. Серьезный сердечный приступ. Наверное, оттого, что слишком много купалась и загорала. И она вернулась назад совсем не такая, какой уезжала. Хорошо еще, случайно поблизости оказался врач, с каким-то иностранным именем, вроде как Ассаргадон, который оказал ей медицинскую помощь и даже написал непонятными знаками то ли рецепт, то ли инструкцию, как себя вести. Этот рецепт надо было всегда держать при себе, а при встрече обязательно показать своему городскому доктору.
Эсфирь Самуиловна сильно тогда расстроилась из-за ее сердечного приступа. Врачи всегда говорили, что у Ксенечки здоровое сердце, но и мать и отец ее умерли как раз из-за кардиологии. И поэтому Эсфирь Самуиловна сама наказала не стесняться, а немедленно звонить своему доктору.
– Как же я ему позвоню! – сопротивлялась Ксенечка. – Он мне подарил путевку, а я – такая неблагодарная!
Но потом, после звонка, она снова расцвела, сразу оделась и вышла из дома вместе с тетей Фирой. И не обязательно было быть таким прозорливым человеком, как тетя Фира, чтобы догадаться, к кому Ксенечка поехала! Она даже напевала что-то легкое, так ей стало хорошо после разговора со своим доктором!
И только приехав домой и обнаружив в собственной сумке рецепт, написанный египетским врачом, тетя Фира расстроилась снова. Все-таки годы брали свое, и вот пожалуйста – вместо того чтобы вернуть важную бумагу Ксенечке для показа доктору Парамонову, она увезла ее с собой.
А Ксенечка, которая чувствовала себя совсем здоровой, хотя тетя Фира очень советовала ей беречься и всегда теперь носить при себе нитроглицерин, прямо от врача зачем-то поехала к своей знакомой, которая жила далеко за городом. И там с ней случился новый сердечный приступ. От которого никто уже ее не спас, даже «скорая помощь», которая так и не сумела пробиться к ним сквозь сугробы, и поэтому пожилая женщина-врач явилась через три часа после вызова.
Все это и вспоминала Эсфирь Самуиловна, а потом, когда вернулся ее квартирант Алеша, пересказала ему.
Ксенечку там за городом и похоронили. Так решила знакомая по ее работе. И это было разумно. По крайней мере, будет кому ухаживать за ее могилой. Спасибо, что назад в город Эсфирь Самуиловну подвезли другие Ксенечкины знакомые по работе на своей машине, – не будь их, бедную девочку даже похоронить было бы некому.
Алеша, поглаживая кота Ваську, который мгновенно перебрался к нему, внимательно слушал рассказ тети Фиры, а потом вдруг спросил:
– Дайте-ка взглянуть на рецепт этого Апокалипсиса, тетя Фира.
– Не Апокалипсиса, а Ассаргадона, Алеша, – поправила Эсфирь Самуиловна. – Да что в нем можно понять, Алешенька! Он же не по-латыни, как у нас принято, а какой-то древней письменностью. Может, это и не рецепт вовсе.
– На древнем языке?! – обрадовался Алексей. – Неужели настоящими иероглифами?
– Нет, Алешенька. Там иероглифов нет, – успокоила тетя Фира, но странный рецепт врача достала.
Это было единственное, что у нее осталось на память от взрослой Ксенечки.
Алеша взял исписанный лист желтоватой бумаги, покачал головой и удивленно сказал:
– В самом деле, иероглифов нет. Но значки – очень интересные! Это же надо такие выдумать!
Взгляд его мгновенно охватил весь древневавилонский текст и навсегда запечатлел в памяти. Переведенный на современный русский, текст звучал так:
«ДА ПАДЕТ ГНЕВ СВЕТЛЫХ БОГОВ НА ПРЕСТУПНУЮ ГОЛОВУ!
Да падет гнев светлых богов на преступную голову того, кто обманным путем завладел волей и телом несчастной женщины, заслал ей извне болезнь сердца с помощью средств, запретных не только для тех, кто врачует методами нынешних наук, но и для посвященных, кто проник в круг тайного знания.